Gothick
Шрифт:
Так. На чем я остановился? Внутренний двор был пустынен, лишь у дома Гомеза топталось несколько человек в доспехах Старших Стражников. Улыбнувшись такой удаче, я выбрал удобное место для засады и достал арбалет. Ох, и проклинали сейчас они Скорпио, научившего меня сложной науке обращения с самострелами! Троих Стражников я снял, а четвертому удалось забежать в дом. Я вышел из-за своего укрытия и склонился над распростертыми телами Торреза и Родригеза. Невероятно! Мне посчастливилось стать обладателем громадного количества эликсиров и заклинаний! Настолько громадного, что даже не стал пересчитывать, а просто поместил магический рюкзак Торреза внутрь своего и... отпрыгнул в сторону, выхватывая меч.
– Где он?
– раздался гневный голос Равена, -
– Это еще надо подумать, кто из нас большая сволочь!
– рявкнул я, появляясь из-за угла.
– Ах, вот ты где! Предатель!
Я швырнул в него файерболл и прошипел:
– Никто вас, гандонов, не предавал! Параноики хреновы! Куда Стоуна дели?
– Дался тебе этот Стоун!
– ответил Равен, кривясь от ожогов, - в тюрьме сидит!
– А за что?
– Ни за что! Отказался мечи ковать для Гомеза. Протестует против смерти Магов Огня, глупец! Но ничего, мы его сломим!
– Не надорвитесь ломать! Лови лучше плюху!
Он едва успел отбить мой удар, но сила его была такова, что Равена отбросило на несколько шагов. Я засмеялся:
– Ну! И что ты там ломать собрался? Собственный хрен, да и то сдуру! Иди сюда, Ворон!
– Я не Ворон, я - Равен!
– ответил мой противник, кривясь от боли.
Мне в голову внезапно ворвалась мысль, идиотская, но стремительная. И, повинуясь ей, я перевернул занесенный для удара меч плашмя. Пятнадцатифунтовый "Уризель" звучно шлепнул Равена по потной роже и отправил его в глубокий нокаут. Бегло осмотрев поверженного врага, я решил, что если он и очнется, то не раньше завтрашнего утра. Может быть, стоило бы его прикончить? Но принять такое решение мне помешал Шрам - один из телохранителей Гомеза. Он стремительно выскочил из казармы, находящейся практически напротив места нашего с Равеном сражения, и бросился на меня. По всей вероятности, он переместился из покоев Гомеза по верхней галерее и планировал напасть на меня со спины. Насколько я знал характер местной публики, это было вполне в духе Гомеза.
"Равен!" - предположительно сказал он своему помощнику, - "среди всего этого сброда лишь четверо настоящих мастеров клинка. Это я, ты и Арто со Шрамом. Даже Бартоло по сравнению с нами - говнюк, а Торус - идейная сволочь. Давай сделаем так! Ты идешь навстречу этому проходимцу Марвину, а кто-то из моих телохранителей оббегает кругом и заходит сзади. Если он прорывается сквозь вас, то внутри встретим его мы с Арто".
"Значит, идти мне!"- сделал единственно правильный вывод Шрам, - "Банзай!!!"
Но его что-то задержало. Что именно - подсказал мне порыв ветра, донесший до меня запах относительно неплохого вина.
– Ах ты, пьянь подзаборная!
– выругался я, - профукал момент наступления. Теперь зеленый берет из тебя трюфель сделает. С артишоками. Или Арто-шоками!
Во время этой негодующей речи моя левая нога внезапно взлетела очень высоко и массивный сапог ударил Шрама в основание челюсти. Что-то громко хрустнуло, Шрам выронил от боли меч и схватился за поврежденную челюсть. Я взмахнул мечом и голова бывшего телохранителя слетела с плеч вместе с кистями рук.
– Народная хитрость!
– хихикнул я, - где не пройдет разведка, там пройдет стройбат!
Вспомнив о том, что из всех серьезных противников в живых осталось только двое, я воспрял духом и пружинистым шагом прогулялся по внутреннему двору Замка, стараясь не показываться на глаза Торусу. Ибо он и впрямь был идейной сволочью, а вот какая идея при виде меня могла придти ему в голову - этого не знал никто.
В личных покоях Гомеза было сумрачно и прохладно. Чудом оставшийся в живых охранник попробовал было преградить мне путь, но в такими "мастерами" я уже расправлялся одним ударом. Не их мечам конкурировать с моим "Уризелем". В главный зал я решил зайти со стороны Арто. Все-таки, Гомез был куда сильнее своих секьюрити. Мастерство его, как мне рассказывал Диего, было приблизительно равным сумме навыков обоих телохранителей.
Я прошел пустой
– Барон, да неужели вы думаете, что Равен со Шрамом не уделают этого авантюриста! Кто же он - сам дьявол, что ли?
– Нет, Арто!
– хрипло засмеялся Гомез, - дьявол - это я. А он кое в чем похуже дьявола будет! Парень вообразил себя героем из древних пророчеств!
– А что там...
Гомезу не суждено было дослушать до конца вопрос своего телохранителя, ибо у того из груди вылез сверкающий кончик моего меча. Рудный Барон замешкался всего на мгновение, но очень быстро пришел в себя и стремительно прыгнул со своего кресла, в прыжке выхватывая оружие. О мече Равена ходили легенды. Говорили, что Стоун ковал его целый месяц, собирая из нескольких деталей. Лезвие, например, у него состояло из двух сотен слоев, а гарда была заговоренной.
– Чем же я не герой, пупсик?
– обиженно спросил я, - вот у меня и доспехи геройские, и меч - не чета твоему "Когтю Падальщика"!
– Уб-бью!
– заревел Гомез, бросаясь на меня и делая богатырский замах.
Он был очень хорош, но, к счастью, не лучше Гор Бобы, охраняющего так и не отпертую мной решетку. Причем, если бы Гор Бобе дали (или он где-нибудь откопал) подобный клинок, еще неизвестно - кто кого. Конечно, Гомез сражался не только за себя, но и за свои богатства. Накопленные в результате многолетней эксплуатации рабочего класса и обделения собственной гвардии. Но гвардия если о чем и догадывалась, то не подавала виду. И в свою очередь обирала рабочий класс, среди которого так и не завелся маленький картавый проповедник из числа не допущенных к кормушке Стражников. В эпоху Готики этот картавый не снискал бы себе популярности, а удостоился бы лишь пеньковой невесты. Вполне возможно что такой проповедник был, а возможно, что и не один. Но сама эпоха их яростно давила, точно вшей в подмышечных впадинах.
Гомез испустил пронзительный вопль, когда "Уризель" вскрыл ему грудную клетку и вывалил наружу могучее сердце небольшого испанского быка. Из числа тех, что срывает аплодисменты на корриде одним своим грозным видом. Как сказал бы патологоанатом, "покойный получил раны, не совместимые с жизнью". Зато вполне совместимые со смертью. "Уризель" был настолько стремителен, что даже не запачкался. Сердце могучего Рудного Барона трепыхнулось в последний раз, а затем душа его отлетела в царство Беллиара. Детали мне были не интересны.
Сняв с тела внушительную связку ключей (у Бартоло был всего один!), я отправился осматривать покои правящей верхушки, не способной более на конструктивный диалог. Весь осмотр занял у меня несколько часов. Брал я лишь самое необходимое: лечебные и магические зелья, вкусную и здоровую пищу, магическую руду. Местных Гюльчитай, Хошнамо и Тэюнэ я оставлял в неприкосновенности, и нельзя сказать, будто они смотрели мне вслед глазами, полными страстного желания. Мне бы с одной справиться.
Хомяки, суслики, белки и ежики известны своей запасливостью. Но все эти млекопитающие не идут ни в какое сравнение с человеком. А человек, в свою очередь, не идет ни в какое сравнение с обычным прапорщиком - начальником склада. Команда же Гомеза переплюнула по запасливости самого отпетого прапорщика! Я бродил по светелкам, кладовым и погребам, заглядывал в тайные подклети и ниши, дивясь от увиденного больше, чем когда-то удивлялся Эрмитажу. Бесчисленные шкуры различных обитателей этого мира, гигантские запасы продуктов, целые залежи руды, бочки с восхитительным вином - все это было лишь малой толикой того, что мне довелось увидеть. В Старом Лагере весьма были в цене бритвенные принадлежности. Стоили они немалую сумму, и хранились своими владельцами обычно до тех пор, пока лезвие не приходило в полную негодность. Несколько ящиков в главной башне оказались завалены этими бритвенными приборами, их хватило бы лет на двадцать всем обитателям Колонии.