Готы

Аксенов Иван

— Да кому ты нужен: пустят!.. И — не отпущу тебя уже, поздно. Подожди здесь: поднимусь, договорюсь там с соседками…

Убирал жестко стоящий член, оправлял одежду. Оставался ждать. Успевал выкурить сигарету — прежде, чем услышал голос сверху:

— Поднимайся…

Проходил в квартиру, тихо снимал верхнюю одежду: тепло пахло стиральным порошком и недавней едой. Отправлялся на кухню.

Поила там его чаем, смеялась. Рассказывала что-то. Слушал, почти не обращая внимания на содержимое разговора: хотел только одного. Спрашивал:

— Как же мы с тобой спать будем? Я ведь уснуть не смогу теперь…

— Это мы — поправим, — успокаивала, садилась к нему на колени. — Сейчас все будет. А спать мы будем молча и негромко, чтобы никого не разбудить и не напугать, понял?

Думал: «Это как же — поправим, на кухне прямо, что ли?» Вспоминал, как где-то в гостях, ночью, приходила она к нему, курившему на кухне — голая, закутанная в одеяло: стелила его на пол и ложилась. Тянула за руку — к себе.

Тут же оказывалось иначе: минутами позже — заводила его в ванную:

видел там густо парившую воду с плавающим поверху — сугробом пены. Понимал все, быстро раздевался и залезал туда — следом за ней. Располагались валетом, подгибая в коленях ноги и теснясь. Притрагивались руками к тихо шипевшей пене и друг к другу — ступнями и подошвами. Окруженный горячей водой, невидимый под слоем густой пены и чуть касавшийся её, выглядывая — подымался член Благодатского: с участившимися от температуры ударами сердца словно бы становился все крепче и крепче. Сердце же — на секунду замирало, когда — чуть перемещалась и дотягивалась смешно высунувшимися из воды и пены и сразу же нырнувшими обратно — пальцами ноги: до члена. Старалась зажать его — между большим и следующим за ним, но — ничего не выходило: выскальзывал, качался из стороны в сторону и напрягался сильнее. Когда уже не хватало терпения — не сговариваясь, хором поднимались во весь рост, сближались и соприкасались губами, плотно соединяя вместе горячие покрасневшие тела: поднимался от них в воздух легкий пар. Благодатский укладывал ладони на высокую грудь и упирался в живот — членом, который она вскоре ловила — сперва ладонью, а после — ртом: продолжала успешно начатое ранее в темном подъезде на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Сама — усаживалась на бортик ванны, заставляя Благодатского прижаться спиной к стене с текущими по ней струйками осевшего пара: размазывал и менял их направление, упираясь в стену ладонями. Смотрел не вниз — на неё, а прямо перед собой: видел изогнутую по противоположенной стене трубу горячей воды, завешанную женскими трусиками. «Как странно выглядят они, и почти везде, где живут девки и случалось бывать — одинаково: ряд присохших к железу трубы выстиранных разноцветных треугольников с тоненькими лямочками — для бедер. По ним, при желании и определенной практике — можно судить о хозяйке: чем развратнее, тем мельче должны быть треугольники и впивающиеся в кожу резинки, тем сложнее снимать их с неё — при необходимости. Такие обыкновенно — черные, редко красные. А вот белые, или там — с цветочками или узорчиками, носят те, что поспокойнее или уже перебесились: у них иногда случаются полноценные, большие и широкие… И все почти — синтетические, на ощупь напоминают — занавеску. Нормальных, из хлопка, никто почти не носит, а те, что носят — правильно делают: им значит по хую на остальных, а только — лишь бы себе было хорошо: про половые функции белья — не думают…» Подобные мысли посещали голову Благодатского тем временем, как — обрабатывала его орган сидевшая перед ним на тонком бортике ванны и встряхивала успевшими намокнуть длинными волосами: помогал ей бедрами и терся спиной о мокрую стену.

Чувствовал приближение оргазма, но — не желал кончать так: желал — иначе и растянуть удовольствие. Прерывал ее, менялся местами: ставила одну ногу туда, где прежде сидела, а он, не дотягиваясь с бортика, просто опускался на колени, оказывался по грудь в мягкой пене. Касался коричнево-розовой кожи — со светлой, гладко выбритой вокруг: заметны были черные точки — корни готовых вырастать заново волос, вспоминал казавшихся и видевшихся прошлой ночью бабочек и прочнее уверялся в неожиданном сравнении: не мешал даже черный ровно остриженный треугольный клочок поверху — с заметными следами осевшей пены. Двумя пальцами аккуратно разводил в стороны — нежные складки, наблюдал открывшееся: плотный выступ в самом начале и два углубления, одно за другим — крохотное, едва заметное и — побольше. Запускал язык: дольше всего старался внизу и вверху, почти не задерживаясь на середине. Вверху, почувствовав увеличение выступа — полностью втягивал его в рот: подобно тому, как прежде — она. Долго не выпускал, крепко хватался руками за её бедра. Громко вдыхала и выдыхала, шевелила его влажные волосы. Укладывала руки — по сторонам головы: так, что указательные пальцы находились над ухом, а прочие — под. Перемещался тем временем языком — к нижней части органа: напрягал и старался проникнуть внутрь. Выходило неглубоко. Во время — по своему обыкновению — рассуждал: «Если сначала разъебать хуём — то потом язык почти до самого основания можно просунуть, а так — только небольшую часть, и то: с трудом. Потом попробую наверно еще раз, после того — как вставлю: интересно, насколько глубоко получится… Если не кончу раньше и не ёбнусь без сил в эту ванну, блядь!..» — чувствовал, как прислоняется и трется под водой член о её ногу. — «И всё-таки — пизда на вкус куда приятнее после мытья, а тем более — такая мягко распаренная! Просто ни на что не похоже, охуительно… И слизь эта, которая выделяется для смазки хуя, очень даже ничего — похожа на слюну: как будто — целуешь. Нехорошо только когда — кончает: тогда какая-то хуета появляется с таким резким привкусом, просто невозможно: словно даже химия, а не произведенный пиздой сок. Никогда не видел, а кажется, что — плотный, не слишком жидкий и желто-белого цвета. Хотя — вряд ли: видно было бы — и так, на коже, да и на хую: значит, просто прозрачный…» Слышал вдруг — странный звук и понимал, что — руками отстраняла его голову. Снимала ногу с бортика, опускала в ванну. Двигалась к крану, сворачивала его в раковину: опиралась руками о стену рядом с вентилями, выгибала спину. Прерывающимся шепотом просила:

— Возьми меня, возьми… — и повернув голову — наблюдала за тем, как поднимался из воды Благодатский, стирал с члена клочья пены. Запускал руку между ягодиц, держась за одну из них — другой: чуть разделял, чтобы стало удобнее — её ноги, искал горячий разрез, раздвигал кожу. Определял угол и направление для члена: тыкал им вначале мимо, чуть выше — чем нужно. После — при помощи пальцев вводил его так, как необходимо было это сделать: сразу проникал сколько мог глубже и принимался двигаться — чуть поджав колени и крепко вцепившись в бедра. Слышал хлюпанье и хлопанье, издаваемое двумя соприкасающимися телами и действующими вместе половыми органами: увлекался и понимал, что должен вот-вот неминуемо кончить. Ослаблял хватку, замедлял движения.

— Скорее, скорее, — просила. — Скорее…

Вздрагивала и громко вздыхала: чувствовал, что внутри там — словно взорвалось что-то маленькое, обжигая и без того горячий член и приближая его к завершению. Терпел, сколько возможно и выдергивал член: отстранял стонущую и тянущуюся к нему руками, открывал холодную воду направленного в раковину крана: совал орган туда. Вода обжигала, приводила в чувство и помогала несколько упорядочить начинавшие путаться мысли.

— Ты чего? — спрашивала. — Ты чего?..

— Освежаюсь, — отвечал Благодатский и демонстрировал удивительно увеличившийся и раскрасневшийся член. — Не хотелось сразу так кончить, нужно еще попробовать — чтобы совсем в воде и сидя: ты — сверху.

— А мы — поместимся, не узко будет? — сомневалась.

— Я почем знаю, сейчас попробуем… — садился в ванну — лицом к крану, прижимался спиной. Устраивалась сверху, вставала на колени: с трудом помещались ноги между стенками ванны и бедрами Благодатского. Заводила руку за спину, опускала ее ниже: находила член и направляла его так, чтобы — сесть. Не могла садиться полностью, почти половина органа оставалась незадействованной. Принималась подыматься и опускаться. Не убирала руку — продолжала осторожно касаться пальцами нижней части члена: все труднее и труднее становилось Благодатскому бороться с подступающим оргазмом. Чувствовал, как — будто бы крошечные щупальца впиваются в него — внутри, оплетают и дергают член. Тянут его глубже, не желают выпускать. «Глубже и глубже, сильнее и сильнее… Дальше и дальше, больше и больше… Да…» — так думал, запуская пальцы в её волосы, привлекая к себе: нагибалась и целовала — неловко изогнувшись. Старалась не выпускать из себя члена, поправляла его. Двигалась размереннее и равномернее.

Благодатский кончал. Крепко стискивал зубы — чтобы не закричать, тянулся и сжимал качавшуюся над ним — грудь. Долгими сильными толчками выплевывал из себя сперму, проникавшую в глубину дергавшейся и стонавшей над ним девки.

Слезала с начинавшего опускаться члена, вытягивала ноги. Ложилась сверху на Благодатского: в таком состоянии пребывали они некоторое время.

— Ну как? — спрашивала.

— Пиздец, — честно признавался.

— Вот видишь, а ты мне окно разбивал… — устало смеялась и замечала: — Вода — остыла совсем, давай горячей добавим, или — будем вылезать.

— Вылезать, — решал Благодатский.

Спускали воду, протирались по очереди — широким мохнатым полотенцем. Она — одевала смешную заранее заготовленную пижаму: с разноцветными котятами и мячиками, он — трусы: чтобы только дойти до кровати и нырнуть под одеяло. Так и делали: смывали с ванны — остатки неохотно таявшей пены, со стены — потеки, оставленные превратившимся в струи воды — тяжелым паром, а после — отправлялись в комнату и ложились спать. Прежде, чем уснуть — целовал её, обнимал сзади — повернувшись на бок и плотно прижавшись к спине. Чувствовал, как растекается по всему телу, кипит и бурлит где-то в глубине — могучее счастье, сопротивлявшееся прежде многими осенними днями, долгими и грустными, и — лишь редкими моментами вспыхивавшее и ненадолго загоравшееся. Решал про себя: «Сделаю всё, чтобы сохранить и удержать, чтобы — увеличить и забраться на этом пути как можно дальше! Каждый день, каждую минуту — буду стараться, буду стремиться: почувствую, попробую: и будет все — так, как никогда еще не было!»

Затем уже с этими мыслями — засыпал.

Просыпался утром, чувствовал двигавшуюся в его трусах и увеличивавшую утреннюю эрекцию — руку. Открывал глаза и видел её лицо рядом со своим. Шевелились губы, выговаривали:

— Только не шуми, девки — еще спят. А мне — скоро на работу, так что: не станем терять времени…

— Что, прямо тут? — косился на стоявшую у противоположной стены кровать с закутанной одеялом девкой. — Неудобно как-то: вдруг проснется.

— Не проснется, — успокаивала. — Она — крепко спит, до самого обеда иногда. Впрочем — пойдем в ванную…

Вставали и шли, запирались там. Включали воду: чтобы шумом её заглушить шум предстоящего совокупления. Обнимались и целовали друг друга, попутно — стягивая одежду: её пижаму со смешными разноцветными котятами и трусы Благодатского.

— Как будем? — спрашивал. — Не полезем ведь опять — внутрь?..

— Нет, конечно: мало времени. А будем — так, — поворачивалась к нему спиной и прижималась к стене — животом и упираясь ладонями. Расставляла пошире ноги. Благодатский запускал между ними руку, скользил пальцами по оказывавшемуся уже вполне горячим и влажным органу. Следом за этим — направлял и вталкивал туда напряженно дрожавший, еще хранивший красноту и легкий зуд ночного совокупления член. Принимался быстро и размеренно двигаться: прижимаясь к ее спине, дотрагиваясь до груди. Перемешивая органом внутри — горячее, влажное и звучно чавкающее.