Говночист
Шрифт:
– Моя ошибка, – виновато покачал головой Фургал. – Поспешили.
– Эти ошибки могут быть очень опасны, не повторяй их, – прошипел Кормчий, вперив взгляд в Фургала. – Если бы не его амнезия, у нас бы возник ненужный инцидент и абсолютно ненужные слухи, теории, домыслы! У меня уже итак в печёнках сидит чёртова семейка Палей…
– И что по этому парню? – поинтересовался Свэн. Кормчий понимал, что сливать людей Свэн Нортон не любит и не умеет. В этом его большой минус. Фургал в этом деле куда как полезнее.
– Пока ничего. Ненавязчиво наблюдайте периодически. Обстоятельства его прибытия на ваш этаж и так подозрительные. Не хочу, чтобы это усугубилось. Если подвернётся удобный случай, спускай его ниже. Обязательно сообщите, если он вдруг начнёт что-то вспоминать и трепать языком! Будем тогда что-то думать. А ещё лучше, если бы этот выродок начал заниматься рейтинговыми заданиями. Если получится – поспособствуй. Так глядишь, убьём двух зайцев.
Александр Фургал и Свэн Нортон почти синхронно кивнули.
– Всё, Александр, Свэн, больше не задерживаю.
– Кормчий, – легко поклонившись, названные тихо и быстро покинули кабинет.
Остался лишь лидер гвардейцев, мрачно нахохлившийся в кресле. К спиртному он так и не притронулся.
– Ну, Айвэн, чем удивишь на этот раз?
– Есть чем, к сожалению. Несколько аномалий. Во-первых, позавчера ночью была какая-то аномалия с Луной.
– И что же с ней?
– Она исчезала. Два раза. Ненадолго, буквально на минуту. Только была половина диска, а потом ооп, и нету. А потом опять есть, только уже в другой части неба. Будто включили, выключили. Ещё одна странность – похожа на эту, случилась буквально вчера. В какой-то момент выключилось небо.
– Что значит выключилось? – удивился Кормчий.
– Да вот так. Луна, звёзды, а потом бах и полная темень. Словно всё исчезло в один момент. Это было недолго, опять же. Около пятнадцати секунд, затем снова всё появилось на местах. Мы засняли на наши стационарные камеры к слову, я перешлю.
– Что ещё?
– Скачки температуры возрастают. Несколько раз за неделю, мы видели снег. Резко холодает и начинают сыпать хлопья. А потом опять жара под 30. И всё это буквально в течении получаса.
– Это всё? – с опаской уточнил Гельмунд.
– Всё, что мы заметили.
– Что нахрен происходит на этой планете? – задумчиво задался в который раз вопросом Кормчий. Плеснув себе пол стакана виски, Гельмут опрокинул его разом и даже толком не почувствовал вкуса. Впрочем, вопрос был риторический. Ответить на него по крайне мере в рамках Ковчега было некому.
Глава 4.
Битва с чистотой в коридоре продолжалась намного дольше, чем я себе представлял. В основном, из-за моего состояния. Руки и ноги, слушались пока плохо. С координацией тоже было довольно плачевно, швабра в руках вместо мазка влево, порой делала движение вправо. Довольно быстро я уставал, приходилось брать тайм-ауты по нескольку минут. Кроме того, по коридору постоянно двигались люди, оставляя за собой следы на свежевымытом. Приходилось возвращаться, перемывая некоторые участки. Всё ходют и ходют!
Если с утра я думал о том, что можно попытаться успеть вымыть 2 участка коридора, то заглотив брикет в кладовке для уборочного инвентаря (далеко идти до столовой) я лишь усмехнулся над этой идеей. Время к четырём часам, тут бы хоть до вечера сдать этот контракт, чтобы потом успеть ещё решить вопрос с жильём.
Усложняло работу ещё и то, что примерно через каждый час нужно было менять воду, которой я мыл полы. Это, как и ещё много довольно детальных пунктов рассказала мне детальная подсказка условий выполнения контракта. А общественный туалет общего жилого модуля, в котором я её набирал – это порядка 250 метров от коридора. В первый рейс я отправился просто с ведром в руке, но на второй заход уже взял тележку, в которую вмещалось 2 ведра и которую можно катить, а не нести.
Добравшись до оставленного инвентаря, я снова взялся за швабру и продолжил работу. Шлёп, вжих, вжих, вжих. Швабра скользит по полу – здесь он весь покрыт большим тёмным кафелем, идеально состыкованным. Промыть, отжать, но не сильно. Иначе тряпка станет суховатой, будет плохо убирать тонкий налёт пыли. И всё по новой.
Странно, но эта простая работа приносила мне удовлетворение. Тело наслаждалось движением, которого было лишено. Оно словно медленно оживало, отходя от зимы, поселившейся в нервах, костях, мышцах и сухожилиях.
Днём в выбранной мной рабочей зоны, народу было не много. Насколько я успел понять, тут находились мастерские, в которые люди периодически приносили разное. Или забирали. Иногда из мастерских выходили трудившиеся там механики – в основном мужики уже за 40. Из чего я сделал вывод, что работа там требует видимо продвинутых умений и большого опыта.
На меня почти не обращали внимания. Лишь иногда кто-то бросит задумчивый взгляд. Скорее всего из-за несоответствия комплекции и того, чем я занимаюсь. Ну да, такая махина должна крушить голыми руками головы всякой живности, наверное, по их мнению. Где-то там, глубоко внизу. А не шаркать шваброй в безопасных коридорах. Но, мне почему-то было плевать, хотя периодически я и чувствовал себя неудобно под этими взглядами. В тех коридорах внизу, в своём текущем состоянии, я проживу, наверное, очень недолго.
К вечеру, когда мне оставалось, наверное, около часа работы, впереди я заметил новый элемент здешней жизни – девушку с таким-же комплектом уборочного инвентаря, как и у меня. Видимо, она выбрала смежный со мной сектор и теперь двигалась мне на встречу, выполняя ту же работу. Вот только скорость!
Мне о таком было только мечтать. Скорость мытья была впечатляющей. Я даже остановился на какое-то время, любуясь работой профессионала. Никаких лишних и ненужных движений, никакой суеты. Швабра погружается в ведро, несколько резких движений, затем нога ложиться на педаль, отжимает и в следующее мгновение быстрым плавными движениями скользит по полу. Тележка же с вёдрами, прицепленная за длинный ремень на поясе и постоянно едет за девушкой. И она не тратит лишнее время на то, чтобы возвращаться за тележкой, как это делаю я.
Девушка одета в серый комбинезон – такой я здесь ещё не видел, у механиков комбинезоны в основном коричневого цвета, разных оттенков, но в основном – коричневые. Голова повязана платком или банданой, видимо, чтобы волосы не мешали. На меня она бросила лишь несколько взглядов, ни на секунду не прерывая занятия.
Встретились мы на самой границе сектора, только вот сектор, который вымыла за это время она, был, пожалуй, раз в пять большего оставшегося участка у меня. Я бросил тряпку в ведро и воззрился на оборудование девушки. Оно было явно покруче того, что я видел в кладовой.