Говори со мной по-итальянски. Книга 2
Шрифт:
Англичанин двинулся к мини-бару. Он вытаскивает оттуда бутылку «Джонни Уокера», откручивает крышку и делает четыре больших глотка прямо из горлышка. Пьяный Лукас – это то, что надо сейчас, как же.
– Ты можешь себе представить, что я чувствую? – огрубелым, осипшим голосом.
Только он чувствует себя раздавлено? А как же я? Почему я выкинула из головы Джорджину до нашего с Блэнкеншипом расставания? Почему не допросила о ней? Мне стало бы ясно, кем она ему приходится, и я была бы настороже. Перед расколом отношений столько всего навалилось,
– Мне было больно, знаешь, и неделю назад. Я обсуждал с Диего тебя, я хотел вернуть нас. Лучше бы мы не выходили из кофейни, лучше бы мы посидели там еще сколько-нибудь.
Глоток, глоток, глоток. Скотч, вероятно, обжигает его горло. Он сильно жмурится, закинув голову назад, выхлестывая алкоголь из стекла.
– Пожалуйста, перестань пить, – жалобно умоляю его, следуя к нему.
– Уйди! – гаркает Лукас, опустив бутылку.
Пока что он не выглядит пьяным, но я не знаю, на что он способен в нетрезвом состоянии.
– Нам нужно поговорить, – я складываю руки под грудью и смотрю на Блэнкеншипа в упор. – Ты не можешь ненавидеть меня за этот поцелуй.
Он рассмеялся утробно. Болезненно. Заходил кругами, как рысь, вокруг девушки, которая безнадежно в него влюблена.
– Нет, я могу. Я могу! Ты не оттолкнула Маркуса, ты разрешила ему прикоснуться к себе. И я ненавижу тебя за это.
Его слова, наполненные омерзением, вызывают новый обильный поток слез. Я медленно качаю головой, можно подумать, отрицая ожесточенные изречения Лукаса. Его переписка с Джорджиной Дэшвуд не дает покоя. Я не смекнула перейти на ее профиль, увидеть, какая она. Вероятно, мне было бы проще с уверенностью в том, что я лучше нее. Красивее, сексуальнее…
– Что за двойные стандарты, Лукас? – мне ничем не замаскировать страдания и сокрушение, раздирающие меня на части.
Он недоуменно хмыкает.
– Я не хотела читать твой диалог с бывшей, но тебе следовало, на худой конец, не допустить мне добраться до него. – Я бросаю ему брезгливо: – Не смотри на меня так. Выключай компьютер до того, как уйти к прежней подружке.
Огромного труда стоил следующий разворот, а подкашивающиеся колени бесконечно обессилены. Ноги ватные, мне тяжело передвигаться на них, но я не желаю находиться с Лукасом здесь. Я не знаю, что делать дальше. Он был у нее, у бывшей. И плевать, что у нее проблемы с парнем. Как это выглядит со стороны?! Почему кто-то третий вмешивается в жизнь двоих, любящих друг друга, людей.
Такое впечатление, что я стою в темном тоннеле, а уродливый циничный смех Валерии и Джорджины, звенящий в глубинах подсознания, запутывает меня. Мне не выбраться из темноты, в которую они меня засунули.
– Погоди, погоди… – Лукас плетется за мной.
Схватив вдруг меня за запястье, рванул на себя. Мы синхронно посмотрели вниз, на его руку, что обхватила мою.
– Отпусти, – убирая покатившуюся слезу со щеки, говорю.
– Подожди… что это? – Блэнкеншип знатно хмурится,
В порыве исступления я и не заметила, что так по-садистски впивала украшение себе в кожу, что выступило несколько капель алой крови. Они размазались по кисти, хорошо выделились интенсивным цветом на фоне светлой кожи.
– Ты себя специально ранила?
Я отпираюсь, качнув молниеносно головой.
– Дай мне уйти.
Ладонь Лукаса возносится к локтю, дабы не делать больно. Я напрягаюсь, чтобы не зареветь. Он так внимательно рассматривает сначала левое мое запястье, а потом поднимает вторую руку и делает то же самое с правым. Пальцем дотрагивается до мелких ран под браслетом. Я вздрагиваю от малозначащей боли.
– Извини, – говорит он сердечно, его пальцы касаются моих скул, и Лукас смахивает очередную порцию слез, не задержавшихся под ресницами.
Я отпихиваю его от себя с присущей мне в данный момент злостью.
– Не делай! Не делай так! Не притворяйся, что тебе не все равно!
На удивление, Лукас даже не опьянел. Я захожу в спальню, не зашторенные окна которой выходят на оживленный в ночи проезд. Он соблюдает тот же курс.
– Мне и не все равно, Ева. Это ты испортила все, – голос его больше напоминает хрип.
Стащив чемодан с верхней полки шкафа-купе, оборачиваюсь к Блэнкеншипу, готовая воевать с ним, если необходимо, но лишить его этой чертовой эгоцентричности.
– Неужели? Давай я напомню тебе, что после совместной пробежки в Монти в этот же день ты строчил сообщения своей бывшей подружке! – размахиваю руками; меня распирает от несправедливости Лукаса ко мне. – Она прислала тебе ваши общие фотографии, где она лежит возле тебя оголенная, а ты ее обнимаешь. И что написал ты? «О, да, ты очень горяча»?! – воссоздаю в памяти прочитанный месседж.
Британец зажал между ладонями нос и громко выдохнул. Спустя несколько мгновений, прежде чем начать высказывать свою точку зрения, он пресекает все мои попытки сложить одежду в чемодан. Он цепляется в мои руки выше локтей и окидывает пылающее лицо пронзающим недобрым взглядом.
– Господи, – выдавливает Лукас слова, словно зубную пасту из практического пустого тюбика, – да я просто дурачился. Зачем ты вообще копошилась в моем ноутбуке?!
Стараюсь вырваться, однако это так же маловероятно, как и лезть из кожи вон, чтобы самостоятельно выбраться из колодца. В настоящую минуту захват Блэнкеншипа – спартанский.
– Я просто включила музыку, понятно? А потом… так получилось! Ты ушел, оставил мне жалкую записку с десятком букв… Чего ты ждал?
– Как минимум того, что ты не станешь рыться в моем лэптопе!
– Я и не рылась!
Повышенные тона, судя по всему, в ближайшее время вынудят персонал отеля подняться к нам. Опасение услышать стук в дверь сковывает. Я настолько раздражена, что не потреплю, если меня отчитают. Хотя сомнительно, что кто-то выразит претензии спутнице Лукаса Блэнкеншипа.