Говорит космос!.. (сборник)
Шрифт:
— Вы полагаете, значит, что процесс эволюции органической материи протекает всюду одинаково?
— Да, более или менее. Разница в несколько миллионов лет тут не имеет никакого значения. Для развития живых существ от первичной белковой молекулы до хомо сапиэнс [3] требуются, как известно, миллиарды лет. Думается мне даже, что нашей планете просто посчастливилось завершить эволюцию органической материи созданием современного человека в такой короткий срок. А так как эволюция не только органической, но и вообще любой материи конечна — я имею в виду те космические катастрофы, в результате которых все приходит в исходное состояние проматерии, — то живые существа лишь в исключительных случаях успевают развиться до состояния мыслящих.
3
Человек как разумное существо (лат.).
Американец говорит так убежденно, что у Кострова пропадает всякая охота спорить с ним. Разубедить его можно разве что конкретным фактом приема искусственного сигнала из Космоса.
— В связи с этим, — продолжает американец, — просто непостижимо, каким образом кому-то тут у вас удалось принять чуть ли не целую радиопередачу с дзеты Люпуса. Об этом только что сообщил нам ваш директор.
Костров с Галиной смущенно переглядываются, не зная, что ответить. Хорошо еще, что гость не просит разъяснений. А когда они уходят наконец, Алексей с досадой спрашивает Галину:
— Что же такое мог сообщить им Михаил Иванович?
— Это он о Климове, наверное, раззвонил, — хмурится Галина. — Климов действительно принял сигнал, непохожий на излучение водорода, но нет ведь пока никаких доказательств, что он имеет искусственное происхождение. Надо спросить Басова, зачем он болтает об этом раньше времени.
— Э, не стоит! — вяло машет рукой Костров. — Теперь этого все равно не поправить.
5
К концу дня Галина все-таки заходит к Басову. Она застает его мирно беседующим с комендантом Пархомчуком. Пархомчук чрезвычайно любознателен. Его интересует буквально все, особенно астрономия.
Галине нравится этот бодрый, по-военному подтянутый человек, хотя в последнее время у него вошло в привычку на любую просьбу отвечать в мрачном тоне: «Ладно, сделаю, если буду жив…»
На вопрос, чем вызвана такая неуверенность в собственном будущем, он изрекает: «Долго ли в наше время инфарктов и термоядерного оружия отдать концы?»
С Басовым, судя по всему, он ведет сейчас какую-то глубокомысленную беседу. Галина слышит:
— А что, Михаил Иванович, здорово, пожалуй, поумнеют люди лет эдак через пятьсот? Я ведь по себе вижу. Ну что я знал, работая в пожарной команде? Разве мыслимо даже сравнить те мои примитивные познания с тем, что я тут у вас постиг? Имел я разве полное представление, что такое Галактика, к примеру, или Метагалактика? А о таких терминах, как альфа и бета магнитноионных компонент, и не слыхал даже. Подумать только, какие это слова! А техника ваша? Параболические рефлекторы, синфазные антенны с полуволновыми диполями, экваториальные установки. Вот я и интересуюсь, что же будет с человечеством через пять веков?
— Кто-то из зарубежных ученых, — усмехается Басов, — на подобный вопрос ответил примерно так: лет через пятьсот человек по уму будет настолько превосходить современных людей, насколько современные люди превосходят корову.
Пархомчук счастливо улыбается. Видимо, его восхищает такая перспектива. Но тут уже Галина не выдерживает и решает вмешаться в их ученый разговор.
— А знаете, что ответил на подобный вопрос небезызвестный специалист по вопросам возникновения и развития жизни на Земле академик Опарин? Он сказал, что, думая о будущем, не мешает оглянуться и на прошлое. Не пятьсот, а почти две с половиной тысячи лет назад жил такой человек, как Аристотель. И если мы станем сравнивать мощь его ума с умственными способностями некоторых наших современников, с теми даже, у которых звания кандидатов наук, — Галина бросает при этом быстрый взгляд на Басова, — то вряд ли это сравнение будет в пользу последних.
— Вы идите, Остап Андреевич, займитесь тем, что я вам поручил, — поспешно обращается Басов к Пархомчуку. — И завтра чтобы все было готово.
— Если буду жив, Михаил Иванович, — недовольно бурчит комендант, которому очень хочется еще немного пофилософствовать.
Как только муж и жена остаются одни, Галина без всяких предисловий спрашивает:
— Зачем ты рассказал американцам о каких-то успехах Климова, Михаил? Ничего ведь не известно пока…
— А я лично уже сейчас ни в чем не сомневаюсь. Уверен, что Климов принял именно тот сигнал, за которым мы так долго охотились.
— А если не тот?
— Ну, так ведь я им об этом предположительно… И потом, не столько для них, сколько для самого же Климова, чтобы он понимал, как важно теперь подтвердить сказанное мною дальнейшей работой.
— Да-а, — качает головой Галина, — оригинальная у тебя метода. А они на основании твоего заявления черт знает что могут теперь написать. И уже не предположительно, а утвердительно, как о подлинном факте. И раструбят об этом, конечно же, на весь мир. Они мастера по этой части. А тем временем окончательно выяснится, что принятый Климовым сигнал не искусственного происхождения. Что тогда будем делать?
Басова, однако, не смущает такая перспектива. Он отвечает невозмутимо:
— Во-первых, я не думаю, чтобы американские ученые были так недобросовестны. А во-вторых, если не Климов, так Костров примет этот искусственный сигнал. У него тоже ведь кое-что нащупывается…
— Ах, оставь, пожалуйста! Ничего такого у него пока не нащупывается, — сердито прерывает Галина; ей уже не хочется продолжать разговор. С каждым днем она все больше разочаровывается в этом человеке…
Скверное настроение не покидает Галину и весь следующий день. Очень хочется зайти к Кострову, поговорить с ним, посоветоваться.
«А не часто ли я захожу к нему в последнее время?» — мелькает вдруг тревожная мысль. Нет, она не боится, что кто-то может обратить на это внимание. Ей просто не хочется надоедать Алексею.
Вспоминается, как несколько дней назад, проходя поздно вечером мимо домика Кострова, она увидела его у открытого окна и остановилась, чтобы окликнуть. Ее удивил вид Алексея. Он был небрит, волосы его были всклокочены, воспаленные глаза уставились куда-то в пространство. Письменный стол перед ним был завален книгами, журналами, чертежами и исписанной бумагой.
Понаблюдав за ним некоторое время, Галина негромко окликнула его, но он, видимо, не узнал ее по голосу и, досадливо махнув рукой, принялся торопливо записывать что-то. А она ушла, так и не решившись окликнуть еще раз.
И все-таки Галина не может удержаться, когда снова, проходя мимо домика Кострова, видит его кудрявую голову, склоненную над письменным столом.
— Добрый вечер, Алексей Дмитриевич! Можно к вам?
— Вы еще спрашиваете! — Алексей поднимает голову и вскакивает. — Заходите же, пожалуйста!