Говоруны
Шрифт:
Лейтенант обернулся. Брюнет в модном костюме исправно топал по лестнице за ними и больше не ухмылялся, но глаза его были абсолютно пусты, а из приоткрытого рта текла тонкой прозрачной струйкой слюна. Лестница отдавала потрескавшимся серым деревом и старостью, с нее невесомыми тенями вспархивали порой пыльные ночные бабочки. Лучи фонарей резали темноту плотными горячими клинками.
— Если в этой твоей придворной дивизии все такие же, как и ты, даже ее должно хватить для любых операций — кроме полномасштабного вторжения на Юпитер, конечно же.
— Ха! — десантник
Они подошли к двери, ведущей, должно быть, в жилые комнаты, а может, в разверстую пасть преисподней, но в любом случае — прочь от осточертевшей и не таящей больше никаких приятных сюрпризов лестницы. Бад легонько ткнул дверь носом автомата, и та, заскрипев, как тысяча потревоженных мертвецов, отворилась. За ней снова оказалось темно, истекающий свет неохотно проникал через заколоченные окна, и полумрак выглядел недружелюбно, встревожено. Враждебно.
— Пустая комната, — констатировал Лейтенант. Здесь было настолько просторно, что противоположная стена терялась в густом полумраке. — Там, внизу, был отвлекающий маневр их демонического племени. Геллер ускользнула, пока мы рубились с куклами, выглядя как чертовы супергерои.
— Не думаю, — пробормотал Бад, бесшумно ступая среди разбросанных по полу матрасов, грязных простыней, сухой деревянной трухи и еще какой-то дряни. Комнату пронизывали последние лучи падающего за горизонт солнца, чудом пробравшиеся через сочленения досок и гвоздей, создающие своего рода лазерную решетку для нечисти вроде вампиров, если последние тут были. — Они же тут спали все, мы почти застали их врасплох, а потом у демоницы не было времени, чтобы сообразить и наколдовать какое-нибудь приличное средство передвижения, они жрут слишком много энергии… Нет, не думаю. Она здесь. Она здесь, и она… спит.
Он замер и уверенно показал в дальний угол.
— Вон там.
Она походила на груду тряпья, за какой-то надобностью собранной вместе старательной уборщицей — обнаженная, лежащая ничком грязная фигурка была замотана в подобие рваных простыней. Неудивительно, что они не заметили ее с первого взгляда. Удивительно, что десантник вообще обратил внимание на этот угол.
Они обступили спящую девушку полукругом — четыре силуэта. Нависла неловкая пауза. Демоница, трэш-мастер, и все остальное звучало внушительно, пока не приходилось связывать грозные слова с видимой в темнеющих сумерках реальностью. Длинные стройные ноги, тонкие, подростковые руки с изящными запястьями, впечатляющий прогиб талии… Честное слово, в ней не было ничего устрашающего.
— Парни, у меня нет никакого желания ее убивать, — сообщил внезапно Бад. — Первое: наносить этому печальному созданию удар в… хм, спину я считаю преждевременным и неоправданным расходом энергии. Второе: нам нужна от нее информация. Третье: я еще не окончательно отринул идею с изгнанием злых духов. Гуманизм, как вы все наверняка знаете, мне весьма не чужд.
Он оглядел смурным взглядом остальных. Команда держалась, только Гидрар вибрировал щеками и выглядел так, будто его сейчас то ли обильно стошнит, то ли порвет от хохота. Лейтенант был здесь еще новичком и не смог оценить красоты слога, а маска Чумного Доктора предоставляла поразительно мало возможностей для проявлении эмоций.
— Может, она выделяет какие-то особые феромоны, усыпляющие рациональную часть мозга? — предположил утомленный Гидрар, шевеля светящимися в надвигающемся мраке пальцами. — Бад, дружище, я уважаю твою ветеранскую славу и все прочее, но ты сейчас несешь какую-то химически индуцированную чушь. Наша единственная цель, имеющая хоть какой-то смысл в не имеющей четкого смысла Вселенной — немедленно пристрелить эту тварь. Она оскорбляет мои изысканные органы чувств.
— Итак, демоницу следует убить, ибо она — трэш-мастер и мутант, но ее нельзя убить, ибо она носит ценные данные, — суммировал Лейтенант. — Ничего сложного, просто задача без решения.
— В очередной раз предлагаю изгнать злого духа и использовать дамочку по назначению, вместо того, чтобы тратить сейчас свои мозговые клетки на решение задачи, которая все равно не имеет решения.
— Куда торопиться-то? У нас полно времени. — Лейтенант демонстративно вскинул правую руку с китайскими часами, почти успешно маскирующимися под «Ролекс».
— Нет. Не времени. — Чумной Доктор, как всегда, говорил тихо и размеренно, но его услышали. — Считать нужно всегда расход ресурса. Время — не ресурс. Время — прозрачное одеяло вокруг твоего мозга. Ты считаешь, что оно есть, а оно просто струится вокруг, и его не понять, не использовать. И ты считаешь, что теряешь его… Нет — нельзя потерять то, чем никогда не владел. Здесь что-то иное, и я почти нащупал…
— Да я просто пробью ей голову прямо сейчас, — перчатки на руках Гидрара вспыхнули ослепительным голубым светом. — И тем самым выиграю этот затянувшийся конкурс красноречия.
— Отставить! — казалось, окрик десантника мог бы пробудить и мертвого, но пропал зря. Лежащая девушка даже не пошевелилась, а Гидрар только скривил губы. — Ты в своем ли уме, придурок? Несовершеннолетние имеют право на защиту в случае неспровоцированного нападения, а этой малявке ведь нет и двадцати — а может быть, даже восемнадцати лет!
— И что с того? Возраст — это всего лишь мера ответственности, а ответственность в разных местах и эпохах тоже бывает разной. — Гидрар внезапно показался очень усталым и сморщенным, древним старцем, достающим с последней полки своей памяти неприятные воспоминания. — Помню, когда была операция на Ипсилоне-девять против восставших гуков, так вот, они выставили против регулярных войск целую колонну детей. Десятилетних пацанов и девчонок. С молекулярными строительными пилами и плазменными резаками, которые выглядели как оружие, Бад! И какое решение, как ты думаешь, пришлось принять командованию…
— Это было давно, парень, — глухо сказал десантник. — Или «будет давно», черт, наш язык плохо приспособлен для всех этих временных конструкций. Есть обстоятельства — и есть варианты. Прямо сейчас я вижу вариант.
Наступал вечер — время колдовства и черной магии. По стенам комнаты скользили тени, отброшенные неведомо кем, между окнами тусклым золотом и серебряной амальгамой поблескивали зеркала, в которых ничто не отражалось.