Говорящая с книгами
Шрифт:
— Кто убивал говорящих? — догадка обожгла сознание. Отец пытался спасти меня. Защитить от того, кто поставил себе цель уничтожить говорящих с книгами.
— Создания, — он укоризненно посмотрел на дочь, что невольно стала причиной неприятного разговора. — Им нельзя доверять, Элли. Поэтому первое, чему я пытаюсь тебя научить — это контроль над ними, теми, кто обрел телесность. Это защитит тебя.
— Прекрасно, пап, ты ее напугал. Эля, не бойся. Не так страшны книги, как мой папа их малюет. Уверена, ты справишься, — подмигнула весело и немного по-детски. Ответила
— Мне пора, — хотелось побыть одной или поговорить с Томом. В последнее время и то, и то было одинаково комфортным.
— До завтра, — кивнул Библиотекарь. Эльза просто махнула мне рукой и обрушила на отца тонну информации часть которой уловил мой чуткий слух.
— До тебя не дозвониться в этом бункере! Сегодня вечером, мы с Левой ждем в гости…
Сцена 26
Искушение зайти в книжный магазин было велико. Она даже немного постояла у входа в один из них, но так и не решилась открыть дверь. Библиотекарь, так и не назвавший своего настоящего имени, не стал бы предостерегать просто так.
Домой отправилась на старом громыхающем почти пустом трамвает. Из людей только она, кондуктор, да старенькая бабушка с книжкой в руках. Наученная горьким опытом я старалась держаться как можно дальше от седой читательницы. Обычно в такие моменты Создания не упускали возможности показаться мне и хорошенько напугать.
— Здравствуй, Говорящая! — я чуть не подпрыгнула, когда на сиденье рядом опустился немолодой мужчина с тростью. Характерные загнутые на кончиках усы, одет с иголочки, в руках трость.
— Здравствуйте, — попыталась успокоиться и улыбнулась. Этот персонаж был мне известен и совершенно точно не пытался убить. У него немного другой профиль. — Давно не виделись.
— Об этом я и хотел поговорить, — погладил пальцем набалдашник трости. — Твоя бабушка. Ты давно ей звонила?
Укололо. Больно. В самое сердце. Сегодня для него не самый легкий день. Сначала море информации об отце, теперь воспоминания о бабушке. Что ж, мы не общались с того рокового дня, как меня сняли с учета, и она опустила руки. Лечиться я больше не хотела, сгоряча высказала все, что накипело за много лет ненужной терапии, и вылила все море обиды за то, чего у меня никогда не было: свиданий, дня рождения с кучей друзей, выпускного бала вместо которого меня засунули в очередную лечебницу. Сейчас, спустя столько лет, я понимала, что глупо было выплескивать все на самого близкого мне человека. Но ничего не могла сделать. Бабушка выгнала меня из дома, назвала неблагодарной дрянью и отказалась от любых встреч.
— Мы с ней не общаемся, — все уложилось в одну фразу.
— Жаль. Я хотел бы знать, почему она перестала меня читать. Так обидно. Много лет человек перечитывал тебя, ты даже немного прикипел к нему душой, а потом раз и тишина, — чуть нахмурил лоб мужчина. — Непорядок.
Догадки одна одной хуже. Я сжала в руках мобильник, намереваясь набрать почти забытый номер, но снова слышать усталость и разочарование в голосе не хотелось. Валентина Ивановна Малкина, она же моя бабушка, была гордой, характерной женщиной. Про таких говорят: “Скажет, как отрежет”. Вот она и отрезала много лет назад… меня.
Скрипучий голос на записи объявил остановку. Мой собеседник засобирался, глядя на женщину с книгой.
— Что ж, спасибо за беседу, юная леди, — поднялся с сидений. — Рад встрече с новой Говорящей, отрадно видеть, что теперь вы меня не боитесь.
С губ слетело раньше, чем я успела что-либо сообразить:
— Вы на чьей стороне?
— Я на стороне порядка, — педантично смахнул волосок с пиджака и вышел, оставив меня наедине с воспоминаниями, запутанными мыслями и мобильным телефоном.
Сцена 27
Придя домой, первым делом я взялась за карандаши. Нужно нарисовать Тома прямо сейчас. И спрятать рисунок подальше, так он сможет быть с ней дольше и ему не придется умирать. Эта мысль грела и придавала сил. Штрих за штрихом, я прорисовала все тщательно: волосы, лицо, плечи, одежду. От макушки до кончиков кроссовок — это был Том. Но образ так и остался на листе…
Волна отчаяния. У меня же все получилось каких-то несколько часов назад. Почему сейчас не работает?
— Том, — я чувствовала, как слезы щекочут лицо. — Том, пожалуйста.
— Да? — знакомый голос в моей голове. — Эля, что случилось? Библиотекарь тебя обидел? — он звучал озабоченно.
— Нет, он научил меня призывать Созданий. Но я не могу привлечь тебя, я скучаю и очень хочу тебя увидеть, — мои слова больше походили на крик отчаяния. — Что я делаю не так?
— Меня просто не читаю. Против этого даже самый сильный и опытный Говорящий ничего сделать не может. Нужно найти книгу и прототип, тогда все станет проще, — терпеливо объяснил парень.
— Как, черт возьми, я это сделаю? — впервые в жизни злилась на собственное бессилие. Раньше принимала его, как должное. Ударила кулаком по рисунку, больно. На глаза снова навернулись слезы. Несколько раз махнула рукой, пытаясь стряхнуть боль.
— Ку-ку, — меня обняли сзади знакомые руки. — Кажется, мою книгу снова открыли.
Выдохнула и откинулась назад. Том положил мне голову на плечо, я от неожиданности попыталась обернуться и наши щеки соприкоснулись. Мои влажные и его сияющие, мягкие, обжигающие. Дыхание перехватило. Губы в миллиметре друг от друга. Почему-то в памяти всплыла смущающая правда, что я ни разу в жизни не целовалась.
— Ты плакала? — его губы тихо шевелились рядом с моими, почти касаясь.
— Да, — говорить было страшно. Вот-вот и прикосновение, но его не произошло.
— Почему? — звук “у” заставил его чуть вытянуть губы и коснуться моих. Это был не поцелуй, но я отпрянула. Нет, сегодня мое сердце точно возьмет выходной и выключится. А потом подаст в суд за нарушение условий труда, слишком много переживаний на один трудолюбивый моторчик за одни сутки.
Меня развернули на стуле. Том присел и мы оказались лицом к лицу. Парень нежно стер ладонью остатки слез с моего лица.