Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны
Шрифт:
– На моих руках твоя кровь, – горько прошептал демон.
Она прижалась к его ладони щекой.
– Это ничего не значит. Я бы отдала больше, только попроси.
Он смотрел на ее светло-русую макушку, не в силах сказать ей, что она умрет, а он ничего не сделает для того, чтобы спасти ее. Он предаст. Чтобы спасти остальных.
Она так доверяла ему… Доверие и любовь двигали этой хрупкой девушкой, чьи зеленые глаза, казалось, всегда грустны. Она росла, становилась мудрее, училась следовать своим путем. Он не имел права теперь столкнуть ее с этой стези. Ему стоило стольких
– Тогда оставайся, я велю подготовить тебе комнату. Побудь со мной. И всеми моими демонами. Но твоя душа пусть останется с тобой. Не сегодня.
Она кивнула.
Пока они перебирали предметы-воспоминания в его кабинете, где он слушал ее удивленные возгласы или чувствовал, как она замирает от благоговения перед тем, как прикоснуться к вещи, полной истории, пока ужинали вдвоем, сидели у огня, смеялись, он забыл о времени. Не слышно было этого надоедливого пульса секунд, который так часто сводил его с ума в темноте. Она заполнила пустоту рядом с ним. Вечную пустоту, которой, казалось, нет конца. И даже когда она заснула на диване, доверчиво положив голову ему на колени, даже тогда в наступившей тишине он слышал только спокойное биение ее сердца.
Глава 3
Голоса стали звучать в голове, когда она гуляла по лесу с Ликой и Диего. Это был мужской хор, который растягивал слоги так, что даже непонятно было, на каком языке поют.
– Ты слышишь? – спросила она у Лики.
– Что именно? – спросила ангел.
– Как они поют.
– Птицы?
У Насти было ощущение, что она на службе в соборе, а не в лесу. Она запрокинула голову, чтобы убедиться, что над ней кроны деревьев, своды ветвей и листьев, небо, а не потолок храма. Ну ладно. Поют, и славно. В конце концов, поют прекрасно, пусть это и потусторонние, нездешние голоса. И она пошла дальше, прислушиваясь к пению, проводя в задумчивости рукой по веткам кустарника и стволам деревьев. И вот тут она впервые увидела ее.
Серебристая субстанция при прикосновении к ветвям отделялась от них и тянулась к ее пальцам. Настя остановилась, завороженная зрелищем. Вот она касается плюща, обвившего дуб. И от остроконечных листьев струится потоком, тянется к ней сверкающая, прозрачная, как туман, дымка.
Лика и Диего, думая, что она остановилась подпитаться энергией, сели на ствол упавшего дерева, ангел достала воду, бутерброды, термос с кофе.
– Настя, когда сможешь, приходи к нам! – крикнула Лика.
– Угу. – Настя пыталась понять, что это такое.
Приложив ладонь к сосне, она подержала ее, а потом убрала: из ствола вслед ее руке потянулась ржавого цвета мерцающая дымка.
Мысленно Настя взмолилась Старой Матери: «Что ты еще за муку придумала мне, ведунья?»
– Я лишь награждаю тебя, – послышался голос позади нее.
Настя резко обернулась. Старуха стояла перед ней в образе прекрасной лесной девы в одежде из мха и листьев, с ветвями, вплетенными в волосы, по которым прыгала, тренькая, коричневая птичка.
Но это была Старая Мать, Настя чуяла звериной своей сутью.
– Тебе нужны будут силы, чтобы сопротивляться злу. Ты мой воин, я выбрала тебя из всех жриц: прошлых, настоящих и будущих.
– Ты не выбирала, меня привел демон.
Смех серебристым колокольчиком разнесся по лесу.
– Я знала тебя задолго до того, как о тебе узнали демоны. Задолго до того, как ты заговорила. Я – сама жизнь, Настя, и вынуждена признать, что все это время я приглядывалась к тебе с недоверием. Но ты сильнее, чем думаешь. Только…
– Только что?
На лице Старой Матери отразилось сомнение.
– Только силы зла все сильнее, моя волчица. И боюсь, что всех сил земли не хватит, чтобы противостоять ему. Оно разрушит все, что я создавала, все, что создавал Он. Я только надеюсь, что ты найдешь путь.
– Почему я?
– Так получилось. Разве не приятно на время стать равной богам?
– Демон говорит, я погибну в сражении. Это так?
– Демон во многом прав. Боюсь, что часть тебя погибнет. Но все живое смертно, Настя.
– Тут следует разговор о бессмертии души?
– Я не стану говорить того, что ты поймешь и без меня. Загляни в душу к ангелу – увидишь там мрак, загляни в душу к демону – возможно, увидишь свет… А человеческие души хрупки, непостоянны: умирают сами по себе, растворяются, возрождаются, остаются навеки призрачными. Ты это знаешь и без меня, говорящая с призраками. Ты видишь души мертвых и можешь заглядывать в души живых.
Мороз пробежал по коже Насти. Сколько всего она хотела спросить у Матери, но не решалась, потому что побаивалась ее больше демонов. Было в ней, в этой силе природы что-то безудержное и дикое, совершенно неразумное, чего не было даже в демоне. В каком-то смысле ближе всего к ней стояла Ноктурна, только была ее негативом, разрушительной, не созидающей силой.
– Зачем наделять меня, смертную, такой силой? Почему не выбрала того, кто живет дольше?
– В человеческой хрупкости есть своя красота. Вы же сами создаете прекрасные вещицы, порой очень хрупкие и недолговечные.
Прекрасно… она для богов всего лишь милая хрупкая вещица.
– Ненавижу тебя.
Старая Мать засмеялась. Красивая девица растворилась, и перед Настей снова стояла старуха с бельмом на одном глазу. Второй менял и цвет и форму, становясь то птичьим, то кошачьим, то змеиным, то человеческим. Настоящая Баба-яга.
– Мне все равно, что ты чувствуешь. – Костлявый палец с длинным ногтем ткнулся в грудь Насти. – Мне важно, что ты знаешь, что этот мир надо спасти. И ты сделаешь все для этого.
И она исчезла. Настя закрыла глаза.
Если бы она была богом, разве разрешила бы грызться остальным? Если бы она была природой, разве не сохраняла бы, вместо того чтобы разрушать? Если бы она была ангелом, было бы в ее душе место для зависти? А если была бы демоном – разве стала бы рушить ею не созданное? Но ее место ничтожно, она человек. Такой маленький и потерянный, что хочется остановить всех ангелов, демонов и прочих тварей, заорать на них, чтобы они угомонились уже и перестали вырывать друг у друга несуществующие бразды управления.