Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера
Шрифт:
– Конечно, я отвечу вам.
– Пожалуйста, никаких «конечно», – отрезал Эндер. – Ваш епископ убедил граждан Милагре объявить неоправданный, ничем не спровоцированный бойкот священнику другой религии, прибывшему сюда по вызову, законно. Вы окажете всем большую услугу, если поставите своих соотечественников в известность, что, если это добродушное молчание будет продолжаться, я попрошу Межзвездный Конгресс дать мне статус инквизитора. Уверяю вас, моя репутация в Конгрессе очень высока и мою просьбу наверняка удовлетворят.
Навьо знал, что это значит. Если Голос
– Но зачем вам устраивать все это? – спросил Навьо. – Вы же знаете, что вас не желают здесь видеть?
– Кто-то хотел видеть меня, иначе я бы не прилетел. Я понимаю, вам сейчас очень не нравится этот закон, но, помните, он защищает от преследований и католиков – на тех планетах, где лицензирована другая вера.
Навьо побарабанил пальцами по столу:
– Что у вас за вопросы, Голос? Задавайте, и покончим с этим.
– Ну, для начала достаточно простой. Что стало непосредственной причиной смерти Маркоса Марии Рибейры?
– Маркано? – удивился Навьо. – Но вас же никак не могли пригласить Говорить о его смерти, он покинул этот мир всего несколько недель назад…
– Меня пригласили Говорить о нескольких смертях, Дом Навьо, и я решил начать с Маркано.
Навьо дернул уголком рта:
– А если мне потребуются доказательства?
Джейн шепнула Эндеру на ухо:
– Давай ошарашим этого зануду.
Мгновенно терминал Навьо ожил, на экране появилась копия документа, а самый серьезный и грозный из голосов Джейн объявил: «Эндрю Виггин, Говорящий от Имени Мертвых, принял приглашение открыть правду о жизни и смерти Маркоса Марии Рибейры, жителя города Милагре, колония Лузитания».
Оглушительное впечатление на Навьо произвел не сам документ, а скорее то, что он, доктор, еще не послал запроса и даже не прикасался к терминалу. Навьо сразу понял, что его компьютер включили через жемчужину, болтающуюся в ухе Голоса, но это значило, что Голос прикрывают программы очень высокого уровня. Ни один из жителей Лузитании, даже сама мэр Босквинья, не обладал достаточной властью, чтобы проделать такой номер. «Кем бы ни был этот чертов Голос, он слишком крупная рыба для нашего епископа».
– Да ладно, – заставил себя рассмеяться Навьо. Теперь он вдруг вспомнил о том, что у него добродушный и дружелюбный характер. – Я все равно собирался помочь вам. Паранойя, овладевшая епископом, не успела еще распространиться на весь Милагре.
Эндер улыбнулся ему, делая вид, что принимает это лицемерие за чистую монету.
– Маркос Рибейра умер от врожденной болезни. – Доктор протарахтел длинное псевдолатинское название. – Вы о ней никогда не слышали, потому что это штука редкая и передается только генетически. В большинстве случаев проявляется в зрелом возрасте и выражается в том, что постепенно все экзокринные и эндокринные железы отмирают и заменяются жировыми отложениями. В переводе на человеческий язык это значит, что мало-помалу щитовидка, поджелудочная железа, печень, селезенка, половые железы и так далее превращаются в скопление жировых клеток.
– Всегда смертельно? Необратимо?
– О да. По правде говоря, Маркано протянул лет на десять дольше, чем следовало. Ну, его случай вообще из ряда вон по нескольким показателям. Во всех иных зафиксированных медициной случаях (правда, их не так уж много) болезнь первым делом разрушала половые железы, в итоге – стерильность и в большинстве случаев импотенция. У Маркано Рибейры шестеро здоровых детей, – очевидно, его половые железы пострадали последними. Однако, когда и их прихватило, процесс пошел на удивление быстро. При вскрытии я обнаружил, что там не осталось ничего, кроме жира, тогда как печень и щитовидка были поглощены не полностью.
– Что именно убило его?
– Гипофиз разложился полностью. Не выделялся адреналин. Маркано был просто ходячим мертвецом. Просто свалился однажды в баре во время исполнения какой-то непристойной песенки. Я так слышал.
Как всегда, разум Эндера механически искал противоречия в объяснении.
– Как передается заболевание, если жертва почти сразу становится стерильной?
– Обычно по боковым линиям. Один ребенок, допустим, умирает, у его братьев и сестер – никаких внешних признаков заболевания, но они передают склонность своим детям. И естественно, мы боялись, что дети Маркано унаследуют его дефектные гены.
– Вы протестировали их?
– Никаких генетических деформаций. И все время, пока я проводил анализ, Дона Иванова заглядывала через мое плечо. Проверка показала, что все чисто, никакого риска. Компьютер гарантирует – шлеп, шлеп, шлеп – только так.
– Ни у кого? Даже рецессивных тенденций?
– Graas a Deus, – ответил доктор, – кто бы согласился вступать с ними в брак, если б у них были отравленные гены? Кстати, у меня в голове не укладывается, как мы пропустили Маркано? Как не заметили, что он болен?
– Что, проводите регулярные генетические тесты?
– Да нет, все совсем не так. Но примерно лет тридцать назад у нас тут была страшная эпидемия. Родители Доны Ивановы, Венерадо Густо и Венерадо Сида, сделали генетический анализ, проверили всех: мужчин, женщин и детей колонии. Таким способом они искали лекарство. И нашли. В ходе исследования они просто должны были напороться на этот самый дефект, так же как я обнаружил его после смерти Маркано. Я в жизни не слыхал о такой пакости, но в банке памяти компьютера хранилась справка.
– Так ос Венерадос не знали, что он болен?
– Очевидно, нет. Иначе бы они рассказали родителям Маркано. Да и если бы не сказали, Иванова сама обнаружила бы в их записях.
– Может быть, так и вышло.
Навьо расхохотался:
– Невозможно! Невероятно! Ни одна женщина в здравом уме не согласится рожать детей от человека с такой болезнью. Последние годы Маркано, должно быть, жил как в аду. Вы не пожелаете такого собственным детям. Нет, Дона Иванова довольно эксцентричная особа, но не сумасшедшая.