Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера
Шрифт:
Миро почувствовал тошноту. Вот для этого они работали и рисковали всем? Чтобы дать этим свинксам временный перевес над каким-нибудь другим племенем? Он чуть было не сказал вслух: «Либо умер не затем, чтобы вы ринулись завоевывать мир». Но привычка взяла верх, и он спокойно спросил:
– А где новые дети?
– К нам не послали маленьких братьев, – объяснил Человек. – У нас и так слишком много работы: мы учимся у вас, потом передаем знания другим общинам братьев. Мы просто не сможем еще и растить маленьких. – Потом гордо добавил: – Из этих трехсот половина – дети моего отца, Корнероя.
Мандачува
– Жены очень уважают вас за то, чему вы нас научили. И они очень надеются на Голос Тех, Кого Нет. Но то, что ты сказал нам сейчас, просто ужасно. Если фрамлинги возненавидели нас, что мы можем сделать?
– Не знаю, – ответил Миро. Его мозг крутился на полных оборотах, пытаясь переварить всю информацию, которую ему только что выдали свинксы. Триста двадцать новорожденных. Демографический взрыв. И каким-то образом Корнерой стал отцом половины. До нынешнего дня Миро просто отмахнулся бы от этого утверждения, списав предполагаемое отцовство Корнероя на тотемическую религию свинксов. Но, посмотрев, как дерево само себя выкорчевывает и распадается на предметы в ответ на пение, он уже готов был усомниться в правильности своих прежних убеждений.
Но что толку сейчас в новых знаниях? Ему больше не позволят писать доклады. Он не сможет работать. Следующую четверть столетия он проведет на борту корабля, а его делом займется кто-то другой. Или, что много хуже, никто.
– Не грусти, – улыбнулся Человек. – Вот увидишь, Голос устроит так, что все закончится хорошо.
– Голос… Да, он, пожалуй, многое сможет сделать. Он уже оказал такую услугу мне и Кванде. Моей сестре.
– Королева Улья говорит, что он обязательно научит фрамлингов любить нас.
– Научит фрамлингов, – повторил Миро. – Ему лучше сделать это побыстрее. И он все равно не успеет спасти меня и Кванду. Они хотят арестовать нас и увезти с планеты.
– К звездам? – радостно спросил Человек.
– Да, к звездам, чтобы судить. Чтобы наказать нас за то, что мы помогали вам. Туда лететь двадцать два года, и они никогда не позволят нам вернуться.
Свинксы замолчали на мгновение – обдумывали услышанное. «Прекрасно, – подумал Миро. – Пусть подумают, как это Голос все славно для них устроит. Я тоже доверял Голосу, и это не принесло мне добра». А свинксы тем временем совещались между собой.
Человек отделился от группы и подошел к ограде:
– Мы спрячем вас.
– Они никогда не найдут вас в лесу, – подтвердил Мандачува.
– У них есть машины, которые могут отыскать меня по запаху, – ответил Миро.
– Да? А разве закон не запрещает им показывать нам такие машины? – удивился Человек.
Миро покачал головой:
– Не важно. Ворота запечатаны. Я не могу перебраться через ограду.
Свинксы переглянулись.
– Но у вас же там растет капим, – сказал Стрелок.
Миро тупо посмотрел на траву:
– Ну и что?
– Пожуй, – подсказал Человек.
– Зачем?
– Мы видели, как люди жуют капим, – вмешался Листоед. – Несколько дней назад мы видели, как Голос и человек в длинной одежде стояли и жевали капим.
– Да и раньше часто видели, – кивнул Мандачува.
Миро зашипел от нетерпения:
– Ну а при чем тут ограда?
Свинксы снова переглянулись. Потом Мандачува наклонился, сорвал длинный стебель капима, осторожно свернул его в клубок, засунул в пасть и начал медленно, тщательно жевать. Не прекращая жевать, опустился на землю. Остальные свинксы тут же принялись толкать его, тыкать пальцами под ребра, щипать. Мандачува и виду не подавал, что замечает это. Наконец, когда Человек особенно жестоко, с вывертом ущипнул Мандачуву, а тот не отреагировал, свинксы хором сказали на мужском языке:
– Ты готов. Сейчас. Пора. Ты готов.
Мандачува поднялся, зашатался на мгновение, потом встряхнулся, подбежал к ограде, вскарабкался наверх, оттолкнулся от края и плюхнулся на четвереньки с той стороны, где стоял Миро.
Когда Мандачува коснулся ограды, Миро тоже вскочил на ноги и закричал. Когда он замолчал, Мандачува уже стоял рядом с ним, фыркая и отряхиваясь.
– Но это же невозможно, – пробормотал Миро. – Она же стимулирует все чувствительные к боли нервные окончания. Перелезть через ограду… Так не бывает.
– Да, – сказал Мандачува.
С другой стороны ограды Человек скрежетал ороговевшей кожей на бедрах.
– Он не знал. Люди не знают.
– Значит, это анестезия, – догадался Миро. – Она не дает вам чувствовать боль.
– О нет, – ответил Мандачува, – мне было больно. Ужасно больно. Худшая боль на свете.
– Корнерой говорит, что ограда много хуже смерти, – вставил Человек.
– Боль повсюду.
– Но вам безразлично, – понял Миро.
– Это происходит не с той душой, – объяснил Мандачува. – Боль чувствует душа животного. А вот древесной душе все равно. Капим заставляет тебя быть только древесной душой.
И тут Миро вспомнил одну деталь, которую когда-то упустил из виду, – на фоне смерти Либо она не казалась важной. Рот мертвеца был забит плотным комком капима. И то же самое у всех убитых свинксов. Анестезия. Убийство, чудовищная пытка, но цель ее – не боль. Они давали жертвам болеутоляющее. Не хотели, чтобы те мучились.
– Давай, – сказал Мандачува, – жуй траву и пошли с нами. Мы спрячем тебя.
– Кванда, – напомнил Миро.
– Да. Я пойду отыщу ее, – кивнул Мандачува.
– Ты не знаешь, где она живет.
– Знаю.
– Мы делаем так много раз в год, – улыбнулся Человек. – Мы помним, кто где живет.
– Но вас никто еще не видел.
– Мы ходим очень тихо, – объяснил Мандачува. – К тому же никому и в голову не приходит высматривать нас.
Миро представил себе, как десятки свинксов ночью крадутся по Милагре. Охрану горожане не ставили. И только немногих невезучих специфика работы заставляла выходить из дому по ночам. А свинксы достаточно малы, чтобы скрываться в зарослях капима и вообще не привлекать внимания. Неудивительно, что они так много узнали про металл и машины, несмотря на все правила, придуманные специально, чтобы помешать им. Наверняка они следили за работой шахт, наблюдали за взлетом и спуском челнока, видели, как фазендейро пашут землю и сажают приспособленный для человека амарант. Понятно, откуда они узнали то, о чем следует спрашивать.