Грааль
Шрифт:
Ни слова не говоря, я повел его на вершину холма, где мы недавно стояли с Мирддином, и указал на синюю полосу.
— Видишь? Там лес, но вот откуда он взялся?
Передур изумленно уставился на лес, потом взглянул на меня и снова на далекую линию деревьев. Темнело. Теперь лес выглядел как иссиня-черная полоса под быстро гаснущим сумеречным небом. — Может, это облака так выглядят? — растерянно предположил Передур.
— Эмрис не мог ошибиться, — ответил я. — Это деревья.
— Да, Мирддин не ошибается, — признал он. — Должно быть, мы сбились
Следопыт ничем не развеял мои сомнения, но я кивнул, и мы вернулись в лагерь. Еще немного повозились с устройством пикетов, привязали лошадей и только потом поспешили к одному из четырех больших костров, у которых отогревались воины. На ужин у нас была похлебка из соленой свинины, черных бобов и хлеба: пресная на вкус каша, но горячая и сытная после холодного дня в седле. Когда трапеза закончилась, некоторые стали просить Мирддина спеть еще что-нибудь, но он решительно отказался. Он сказал, что меч затупится, если его то и дело вытаскивать из ножен, а ему нужен острый клинок, когда он в следующий раз достанет его.
Мы расселись у огня, разговаривали, дремали, а ночь стискивала нас со всех сторон. Один за другим кимброги сдавались всепроникающей тишине оскверненных земель. Мы закутались в плащи и попытались уснуть. Ночью поднялся ветер, на этот раз с юга, и холоднее, чем прежде. В воздухе пахло близким снегом.
Мы проснулись от холода и ветра, добиравшегося до тела даже сквозь плащи. Настоящий снег так и не пошел, но с низкого серого неба то и дело начинала сыпаться противная снежная крупа. День обещал стать нелегким. Мы собрались и тронулись в путь, но уже на вершине первого холма пришлось остановиться.
Мирддин поднял руку, и Артур сильно натянул поводья; его лошадь встала на дыбы. Воины, предупрежденные об опасности, взялись за оружие. Эмрис оглянулся через плечо и жестом подозвал меня.
Я быстро подъехал и увидел, что нас остановило. Лес, который мы видели далеко на горизонте, теперь стоял прямо перед нами — густые заросли граба, вяза и дуба перекрывали долину.
В немом изумлении я уставился на лес так, словно раньше никогда не видел ни одного дерева. Не было никаких оснований считать, что деревья мне померещились: мощные стволы, пустившие глубокие корни, судя по их виду, стояли здесь давным-давно.
До меня дошло, что я уже некоторое время слышу странный, тревожный звук. Наверное, он был с самого начала, просто я не обратил на него внимания. И слышал его не только я.
— Что это? — недоуменно спросил Артур низким голосом. Он чуть повернул голову в сторону Мирддина, но взгляд от деревьев не отрывал. — Мне кажется, или это зубы щелкают?
Действительно, очень похоже. Мы слышали звук, производимый множеством зубов, больших и маленьких, постукивающих друг о друга, не громко, но угрожающе.
Артур посмотрел налево, потом направо, но лесная чаща везде была одинаково густой, без малейших признаков прогалин. Всаднику здесь проехать мудрено.
Между тем след, по которому мы шли, вел прямо в сердце темного леса. И снова перед опушкой начинал скапливаться туман.
Подъехали Бедивер с Кадором и остановились рядом. Посмотрев на лес, они устремили взгляды на короля и его Мудрого Советника.
— Можно, конечно, предположить, что мы не заметили эту чащу в тумане, — заявил Бедивер, — только вряд ли. Не должно этого быть здесь.
— Мирддин, а помнишь, в одной из твоих баллад воины проспали тысячу лет, — вспомнил Кадор. — Может, и с нами приключилась подобная история? А тем временем тут лес вырос.
Бедивер нахмурился. Ему не нравился легкомысленный тон Кадора. Но Мирддин как-то отстраненно проговорил:
— В таком месте такое объяснение ничем не лучше любого другого.
— Если посчитать его разумным, — проворчал Бедивер, — значит, мы все с ума посходили.
— Впереди стена леса, позади стена тумана. Назад дороги нет, — сказал Артур. — Вперед!
С этими словами он поднял руку и подал знак двигаться дальше. Я вернулся на свое место позади Мирддина.
— Что ж, — сказал я Рису, когда мы еще немного проехали вперед, — идем в лес.
— А что, есть другие варианты?
— Пожалуй, нет, — ответил я. — Aliajacta est.
— Что это значит?
— «Жребий брошен», — ответил я. — Это слова Цезаря.
— Откуда ты знаешь?
— Отец говорил, уж не помню, по какому поводу. Но сейчас начинаю думать, что понимаю, что он имел в виду.
Мы подъехали к лесу. Молча. Настороже. Кое-кто посмотрел на небо, перед тем как ветви сомкнулись у нас над головами. Это было похоже на вход в гробницу — тесно, темно, тихо. Между широкими стволами деревьев тропа сужалась, но вместо того, чтобы ехать гуськом, воины ехали плечом к плечу.
На многих лицах я заметил опасливое выражение, да и как тут было не опасаться? Мы держали руки на рукоятях мечей, и старались не замечать огромных деревьев.
Я не сводил глаз с Мирддина и Артура впереди, в то же время вслушиваясь в лесную тишину. Однако лошади ступали бесшумно по толстому ковру из опавших листьев. Люди молчали. Не было слышно и птичьего пения — ничего, кроме непрекращающегося щелканья и приглушенного дыхания людей и всадников.
Спустя некоторое время я понял, откуда берется этот чудной звук. Порывистый ветер потряхивал голые верхние ветви и заставлял их стучать друг о друга. Кроны деревьев так густо сплелись, что тихий стук не прекращался. Нельзя сказать, чтобы это щелканье досаждало слуху. Нет, оно доносилось до нас как слабое бормотание, идущее сверху и гаснущее в мягкой лесной подстилке.
Угрюмый лес поглощал вообще все, что в него попадало — солнечный свет и ветер, а теперь еще и Пендрагона с его отрядом. В дикой лесной местности всегда присутствует чувство гнетущей замкнутости; именно оно заставляет путника обходить тени и держаться тропы. Но здесь это неприятное ощущение усиливалось с каждым шагом вглубь леса, пока не стало нестерпимой тяжестью.