Грабеж средь бела дня
Шрифт:
– А чего ты злишься?
– невинно удивляется Алешка.
– Мы, что ли, каждый день к тебе ходим?
– Еще не хватало!
– фыркает Милка.
Алешка на это - ноль внимания. Он отхватывает здоровенный кусок. Щеки его раздуваются, и довольно долго Алешка молчит - жует и глотает.
А я все равно их не слушаю, я все думаю: где его взять, с пистолетом?
– Димон!
– слышится мне голос Милки, будто сквозь сон.
– Раз уж пришел, тортика отведай. А то поздно будет.
Уже поздно. На тарелке остались только крошки, которые
– Спасибо, - говорит он.
– Все было очень вкусно. Особенно сухой черный хлеб.
– На здоровье, - отвечает Милка.
– Эти сухарики мы для кота делаем. Заходите почаще.
Мы прощаемся и даем ей инструкции: домой раньше, чем ей вернут ключи, не возвращаться.
Тут она становится серьезной и говорит:
– Ребята, может, все-таки в милицию сообщим, а?
Ага, здорово придумала. Во-первых, мы в милиции уже были, с сержантом побеседовали. И даже если во второй раз нам поверят, то что? Засядут менты в ее квартире, в соседних, на чердаке и балконах. Просидят в засаде, а жулики не придут. Куда нам тогда деваться? В школу уж точно сообщат. И родителям вдобавок. Про хулиганство.
– Не стоит, - отвечаю я.
– Вдруг они не явятся, эти жулики. Потом уже, в третий раз, в милицию не побежишь.
– Ну смотрите, бравые сыщики, - говорит Милка, провожая нас за дверь.
– Вам виднее. Я на вас надеюсь.
Тут меня кольнула неприятная мысль о том, что Милка нам не верит. Думает, что мы это все сочинили, чтобы мне поближе с ней познакомиться. В гости заглянуть. На дискотеку пригласить. Сочинение ей написать. Ее, кстати, Бонифаций все время за сочинения хвалит. Говорит с восторгом: «У Малышевой золотое перо, многообразие стилей. Все ее сочинения написаны разным языком, с разным подходом к развитию темы».
Еще бы! Если их пишут всегда разные люди! Отличники в основном.
Но все-таки этой мысли я не дал завладеть мною. Опасность вполне реальна, и надо думать не о том, какое впечатление ты производишь на окружающих. А о том, чтобы не оставить их в беде. Наедине с опасностью.
Глава XV
«РУКИ ВВЕРХ!»
Когда я рассказал Алешке, как я здорово придумал и что не знаю, как это осуществить, он тут же нашел способ.
– Живого нам, конечно, не достать, - загадочно проговорил он, хмурясь от раздумий.
– А вот неживого я знаю, где взять…
– Что ты несешь?
– испугался я.
– Какого неживого?
Но он меня не слушал. Продолжал развивать свою страшную мысль:
– А неживой даже лучше. Его больше испугаются. Он будет выглядеть… Такой, Дим, знаешь, неподвижный. Несокрушимый.
У меня поехала крыша. Но Алешка остановил ее и вернул на место двумя короткими фразами:
– Наталку с Полтавки попросим. Она добрая и отзывчивая.
Наташа торгует джинсами в маленьком павильоне возле нашего универсама. Каждое утро она выносит и ставит возле дверей два манекена,
В общем, она веселый и общительный человек, приехавший в Россию на заработки. Наталка с Полтавки, словом.
Не теряя времени, мы направились к универсаму. Барби и Кен привычно стояли на своих местах. На голове Барби была почему-то летняя соломенная шляпка набекрень, вся засыпанная снегом. А Кен держал в своей руке клетку с настоящей птицей. Птичка скакала так, что клетка все время раскачивалась, а соломенная шляпка все больше кренилась набок под падающими хлопьями.
Мы зашли в павильон. Что будем врать, мы уже придумали.
В павильоне, кроме Наталки, никого не было.
– Здрасьте, теть Наташ, - сказали мы.
– О!
– обрадовалась она. Она всему радовалась, такой уж украинский у нее характер.
– Здоровеньки булы, хлопцы! Что желаете?
– И она улыбнулась всеми своими зубами, очень белыми. Как у хорошей собаки.
– Желаем попросить у вас на вечер вашего Кена, - сказал я.
– Мы в школе спектакль устраиваем… (Да уж - спектакль! Только не в школе)… Нам очень манекен нужен.
– На роль привидения, - добавил Алешка.
– Мы его в доспехи оденем. Вы не бойтесь, ничего плохого ему не будет. Постоит на сцене, как дурак, - и все.
– Та хай його бис!
– расхохоталась Наталка.
– Забирайте. Только возверните до сроку.
– Обязательно!
– заверил я.
– Непременно!
– пообещал Алешка.
– Когда можно его забрать?
– Та вечером. Заходьте часиков у восемь. Я його разбалакаю и в халат заверну.
«Часиков у восемь» мы забрали Кена, завернутого в халат, из которого торчали его голые ноги, и потащили домой. Он оказался на удивление легким. Пустой внутри. Неживой, словом.
Прохожие провожали нас подозрительными, даже испуганными взглядами. А один милиционер даже остановил нас и попросил развернуть халат.
– Что несете, молодые люди?
– строго спросил он.
– Убиенный труп, - брякнул Алешка.
– В школу. На праздник.
Милиционер рассмеялся, но все-таки Кена за ноги потрогал.
Дома мы свалили Кена в угол. И пошли в комнату родителей. Распахнули их шкаф. Там, в самой его глубине, висел папин парадный милицейский мундир, блестя орденами и медалями. Папа надевал его только тогда, когда отправлялся в свое министерство или в Кремль за очередной наградой.
Мы аккуратно уложили мундир в чемодан, туда же положили и милицейскую фуражку. А потом в наших старых игрушках разыскали подходящий черный пистолет. Алешка взял чемодан, я взвалил на плечо Кена, и мы отправились к Милке.