Град разбитых надежд
Шрифт:
Джоэл чувствовал, что уже не сумеет приколоть новые данные к протоколу расследования, не заглянет в архив и, что печальнее всего, не увидит друзей и любимых… Но он знал, на что шел. В эту ночь вся цель жизни свелась к поиску той самой единственной «маски», которая управляла ульем.
«Работа для изощренных самоубийц», — пронеслось в голове яркой вспышкой, и сделалось невероятно смешно. Да, именно смешно! Гибельный восторг охватил все его существо, напитал новыми силами не хуже стимуляторов. Злые чары Вестника Змея пали: Джоэл больше не боялся, не чувствовал давление темной ауры.
С боевым кличем древних вождей он кинулся в самую гущу леса из когтей и щупалец. Они жалили и царапали, впивались в кожу, раздирали одежду, вырывали куски плоти, но Джоэл почти не замечал в своем прыжке к главной маске. Он увидел ее, распознал по кривым чертам неведомого омерзительного старика, Бифомета Ленца. Сбилась на миг маскировка.
— Попался! — выкрикнул Джоэл, выпрастывая руку с мечом вперед в сокрушительном прямом ударе. Вестник Змея не ожидал, но успел дернуть одной из множества когтистых лап. Джоэл видел ее, отчетливо, как будто время замедлилось и повисло над вечностью нескончаемой секундой. И так же отчетливо он понимал, что не уклонится и не успеет выставить блок.
Кинжал вонзился в одну из боковых масок, а меч летел к главной. Джоэл намеренно открылся для удара, он прекрасно знал, на что идет. Металлические пластины в кожаном жилете не спасли бы. Но он уже все решил. И разве это не счастье, самому выбирать свою смерть? Не по приказу, не на плахе, а во время сраженья с величайшим злом. Победить бы только его…
Меч Нейла Даста с грозным звоном врезался в маску Вестника Змея, и она пошла трещинами, как расколотое лживое зеркало. Одновременно пять когтей вонзились в человеческое тело.
«Ну что, Страж, этого ты от меня хотел? Я, человек, должен был погибнуть здесь, чтобы ты победил Змея в Хаосе?» — скорее почувствовал, чем подумал Джоэл, еще не ощущая мучений, но уже зная, что они неизбежны. Счет велся на секунды, но время здесь странным образом замедлилось, застыло, позволяя рассмотреть, как распадается маска, как превращается сначала в оскаленную морду неведомого жуткого зверя, а потом в лицо иссохшего мертвеца. И Джоэл радовался, страшно, дико. Но недолго.
Боль вцепилась ледяными когтями, и сперва тело не понимало, что с ним происходит, где оставлены серьезные раны, а где царапины. Он весь превратился в один комок нестерпимой ледяной боли, пробирающей до тошноты, до лютого озноба. Когти еще поднимали его над землей, как героев древности, которых враги насаживали на копья. Но, как те отважные рыцари, Джоэл продолжал сражаться до последнего вздоха, взмахивая мечом и отрубая все больше бессмысленно всколыхнувшихся отростков.
В застилавшей глаза пелене он с мрачным торжеством заметил, что врагу не менее больно. Если, конечно, Вестник Змея мог испытывать боль. Но как же иначе! Он ей питался! Он ее сеял, а теперь сам агонизировал и извивался, точно они не сражались, а затеяли танец двух безумцев, затянутых в смирительные рубашки. Щупальца развевались, подобно ее длинным рукавам, так же бессмысленно и неразборчиво.
Джоэл взмахнул мечом и еще раз вонзил его в центральную маску, окончательно раскалывая ее и измельчая, как дешевую статуэтку, раздавленную колесом повозки. Вестник Змея издал оглушительный вой, вновь мелькнуло искаженное лицо омерзительного старика.
Джоэл хотел злорадно рассмеяться. Вместо этого у него изо рта хлынула кровь пополам с желчью, и больше не существовало ни торжества, ни злорадства — только невыносимая парализующая боль, стянувшая на руках и ногах кандалы.
Он по-прежнему сжимал меч, не отпустил даже в тот миг, когда сомн кинул его на мостовую, взвиваясь шипящим и воющим клубком. Джоэл смотрел на него, отчетливо видел, но с каждым мигом мир линий все больше терялся, растворяясь и уносился в бездну. Пропадало все, рушилось.
Зато Вермело возвращался, его обычный человеческий мир. И вместе с ним все острее чувствовалась боль, врезавшаяся под ребра, разрывающая грудь. Накатывало удушье, как в самый жаркий день середины лета, но одновременно с ним мешала пошевелиться волна сковывающего хлада и дрожи, выворачивающей искалеченные конечности неразборчивыми судорогами.
«Я еще жив… Жив… Пока что…» — слабо осознавал Джоэл. Когда он открылся для когтей, он рассчитывал, что времени ему хватит только на один решительный удар, а дальше — темнота. Но нет, он продолжал мучиться и терзаться от ледяного огня.
Тело его беспомощной грудой разорванного тряпья лежало на залитой кровью мостовой, а горло сдавливало колючей проволокой. Он не мог позвать на помощь, оставалось лишь уповать на отряды охотников, которые наверняка прочесывали улицы в поисках притаившихся чудовищ. Хотелось сказать им, что все закончилось. Эпидемия превращений закончилась и больше не повторится. Но одновременно в предсмертные минуты разрывали сомнения: победил ли он? Куда на самом деле исчез Вестник Змея? Он не узрел его окончательную смерть. А значит, жертва охотника могла оказаться напрасной.
И с этой мыслью, с этими жалящими разум сомнениями, он продолжал цепляться за жизнь, пока кровь толчками выходила из множества рваных ран. Похоже, один коготь пропорол правое легкое, другой искромсал левый бок. Удушье нарастало, вместе с ним и холод. Они как будто соревновались в том, кто быстрее добьет неразумного человека, поверившего, что в его силах сразиться с древним злом и остаться в живых. Герои легенд недаром чаще всего умирали после таких поединков с великими чудовищами. В добрых сказках их вытаскивали из мира мертвых возлюбленные, волшебники или божественные сущности. А в мрачных легендах так и обрывался нелегкий срок скитальцев.
«Я просто не хочу умирать!» — немо прокричал Джоэл, когда холод снова обрушился шоковым ударом судорог, выкрутив, как утонувшего земляного червяка. Боевой азарт иссяк. Он не хотел умирать, просто не хотел умирать. Разве нельзя иначе? Еще слишком много дел притягивали его к этому миру. Слишком много людей, которых он желал защитить и сберечь.
«Ли, я тебя уберег от Вестника Змея, прости меня, мой дорогой Ли… Джолин… я так тебя подвел… ты не должна страдать в этой пекарне! Джолин! Джолин! Где же ты? Пережила ли ты эту ночь? Джолин!» — взывал он, едва понимая, что никто его не услышит.