Град разбитых надежд
Шрифт:
В городском театре порой ставили пьесы из истории прошлого мира, восстанавливали из книг и хроник осколки того, что навечно забылось. И времена закованных в латы воинов на конях будоражили воображение в юности. К тридцати семи годам Джоэл уже догадывался, что в реальности прошлого не нашлось бы и половины того шарма, которого ей приписывали разряженные артисты.
Впрочем, Джолин даже в выцветшем сизом наряде затмевала красотой любую из раскрашенных напудренных примадонн. Она плыла сквозь сумерки, как видение, как обманчивая тень феи. От ее светлых кудрей разливался пленительный аромат цветущего сада, самой молодости. И Джоэл не хотел, чтобы вновь лицо ее покрывала сажа печи в пекарне и мучная пыль. Он вел самым длинным маршрутом, не срезая углы по грязным дворам и проулкам. Они чинно шествовали, как кавалер и дама из Квартала Богачей.
— Добрый вечер!
— Добрый вечер! — радушно здоровались они со знакомыми охотниками Джоэла или с постоянными клиентами Джолин. Она не робела, не стыдилась провожатого. И уже этого хватало, чтобы сердце Джоэла тихонько ликовало. И все же обманчивый променад закончился слишком быстро. По мере приближения к пекарне безмятежное спокойствие, написанное на лице спутницы, сменялось жестким равнодушием. Маленькие губы сжимались в суровую линию, синие глаза заволакивала пелена неестественной отстраненности, меж бровей тенью залегала едва заметная складочка.
На Королевской Улице, этом коротком тесном проулке, первым встретил плешивый кот, по-королевски важно просеменил мимо. Ободранные белые уши лениво повернулись в сторону пришедших. Но больше наглое создание не уделило им никакого внимания, юркнув в щель забора.
— Злодей, съел моего кенара, — фыркнула ему вслед Джолин, впрочем, без особой злобы.
— Я подарю вам нового, — тут же предложил Джоэл. В памяти ярко пламенел первый образ девушки в окне, которая мелодичным голосом учила птицу петь. Тогда Джолин показалась ему счастливой и в целом благополучной. Но чем ближе он знакомился с ней, тем больше узнавал горькую правду.
— Нет. Хозяин не одобряет животных в пекарне. — Джолин замолчала, сцепив нервно пальцы, но продолжила, неуверенно понизив голос: — Мне кажется, это он открыл дверцу клетки, чтобы кот добрался до птицы. Говорил, в хлебе попадаются перья. А другого предлога избавиться не находил. Кенар ведь нравился его внуку. Ему подарили, но этот ленивый мальчишка не умеет ни о ком заботиться.
Джоэл слушал, замечая, каким суровым делается милое лицо, какой затаенной обидой нелюбимого, ненужного ребенка проступает бессильный гнев. В глазах ее блеснули слезы: у нее отняли, возможно, единственное живое существо, которое радовалось ей. Джоэл пообещал, что если не добьется взаимности в более глубоких чувствах, все равно постарается стать для нее настоящим другом и поддержкой. Хотя охотник — сомнительный приятель, но не коварному пекарю судить.
— Джолин, подумайте еще раз: стоит ли туда возвращаться? — пытливо глядя на собеседницу, спросил Джоэл. Но Джолин тут же выпрямилась, дежурно улыбаясь, как постоянному клиенту, и ответила:
— Стоит.
Джоэл продолжал, не веря столь резкой перемене настроения:
— У меня много знакомых, я найду другую пекарню. Почти каждый житель Вермело чем-то обязан Охотникам. Нам не откажут.
Но вновь он натыкался только на ледяную стену хороших манер и нежелания принимать руку помощи. Неестественная улыбка Джолин цвела все ярче, все менее убедительно, на щеках проступал нездоровый румянец, и глаза лихорадочно блестели. Так изображают страсть продажные женщины, так равнодушные собеседники делают вид, будто заинтересованы в разговоре, если им важно поддерживать с кем-то дружбу. Джолин же, запрокинув голову, ушла в молчаливую оборону, не грубя, но и не рассказывая о себе.
— Про Охотников наслышана, — сухо начала она, но холодность дала трещину, Джолин ссутулилась. — И все же… Нет. Вы очень добры. Больше, чем я заслуживаю. Последнее, о чем я вас попрошу: останьтесь пока что рядом, чтобы пекарь поверил мне.
Теперь она глядела с робкой надеждой, отчего нараставшее возмущение в душе Джоэла сменилось трогательной заботой, вновь хотелось оградить ее от всего мира.
— Разве может он вас в чем-то подозревать? — удивился он.
— Зереф Мар — весьма подозрительный старик.
«Зереф Мар, отлично. Спасибо, Джолин, за прямую наводку. Теперь даже не надо запрашивать список всех жителей района и искать там пекарню. Нашему архивариусу хватит одного имени», — довольно кивнул Джоэл, и ему показалось, что спутница намеками и недоговорками посылает зашифрованное послание.
Он принимал его много раз в исполнении отрывистых телеграфных щелчков: экстренная ситуация, просьба о помощи — короткий сигнал, который обязан знать каждый. Он слышал его через громкоговорители, немедленно устремляясь на подмогу другим охотникам. Но Джолин стояла прямо перед ним, невредимая и непоколебимая в своем решении остаться, и ее сообщение звучало менее отчетливо. Здесь, при свете меркнущего дня, на нее никто не нападал, но она изнывала и терзалась в чаду этой тесной улицы. Возможно, она не могла уйти, пока пекарней владел Зереф Мар или пока он вообще жил на этом свете.
— Пойдемте же, — поторопила она, точно уговаривая себя не отсрочивать неизбежное. И они постучали в те двери, в которые однажды неуверенно стучал Джоэл.
Но на этот раз с порога их встретил гвалт такой отборной брани, которой не приходилось слышать даже от Умана Тенеба в те дни, когда кто-то из охотников проваливал задание, упускал сомна или терял важные улики. Из-за двери громыхал не менее гулкий, чем у Верховного, низкий голос, при этом он проклинал всех — Охотников, Хаос, Змея, власть, гарнизон. Что хуже: больше всех доставалось Джолин, хотя она еще даже не вошла.
Джоэл инстинктивно загородил плечом спутницу, но она, вновь дежурно улыбаясь бескровными губами, смело выдвинулась вперед, словно кидаясь на выставленные копья.
Наконец дверь растворилась, из-за рассохшегося косяка показался приземистый коренастый старик с кривыми ногами. В руках он сжимал засыпанный мукой фартук и колпак, на обширной лысине в окружении пучков желтоватых волос блестели крупные капли пота. Похоже, пекарю впервые за долгое время пришлось самому потрудиться у печи. Джоэл достаточно наблюдал за этим домом, чтобы заметить: настоящий пекарь здесь Джолин, хозяин с женой вообще редко спускались со второго этажа. Точно прятались.
«Значит, вот ты какой, Зереф Мар. Будем знать, будем! И посмотрим, что есть на тебя, почему ты не в своем квартале», — злорадно подумал Джоэл, не без удовольствия замечая, что пекарь сперва замахнулся на Джолин фартуком, но потом увидел сопровождающего, недовольно захрипев. Его неразборчивое рычание все же вылилось в раскатистый крик:
— Где шлялась? С мужиками, небось, развлекалась? А? Отвечай, шалава!
Гнев Зерефа Мара слышала вся улица, соседский кот, сидевший на заборе, от неожиданности выгнул спину и зашипел, немногочисленные прохожие обернулись. Вмешиваться никто, конечно, не собирался. Вермело — город закрытых дверей, закрытых глаз и закрытых сердец. То, что происходило внутри дома, не касалось соседей, пока не мешало им спать.