Град Светлый
Шрифт:
Под знаменем утопического интернационализма в многонациональном Советском Союзе проводился кровавый эксперимент сотворения мифических социалистический наций, во имя которых разрушалась и уничтожалась национальная культура. Дух самого народа и его душа подвергались страшному насилию и принуждению. Сталин был главным идеологом и инициатором этого эксперимента. В республиках уничтожались лучшие национальные кадры. Любая приверженность к национальной Культуре считалась буржуазным национализмом, любая попытка развития национальной Культуры — отходом от классовых позиций. Несмотря на все старания, эксперимент провалился. Социалистические нации остались существовать только на бумаге да в трудах придворных историков и писателей. Сам же интернационализм постепенно заменялся принудительной русификацией. В национальных районах и республиках стали забывать свой родной язык, свою культуру. Где-то в подполье начала складываться оппозиция подобной национальной политике.
Искусственный "скрепляющий" раствор, в основе которого лежали принуждение и насилие, к концу восьмидесятых годов уже подходил к концу. И поэтому нет ничего удивительного в том, что с крушением тоталитарного государства, его идеологии и механизмов, распался за очень короткий срок и СССР. Но распался не для новой национальной жизни, а для чего-то совсем другого. Национальная номенклатура, та самая, которая, следуя указаниям "сверху", проводила на местах все ту же антинациональную политику, воспользовалась общим
267
Там же, С. 96.
Старая номенклатура, привыкшая к насилию и принуждению, скорее всего не заметит этих слов.
Ряд черт и "новшеств", которые возникли в жизни "послеперестроечной" России, также могут быть отнесены к явлениям старого порядка, которые давно ждали своего выхода на поверхность. Начавшийся развал облегчил им путь наверх. Передел собственности, потрясенными свидетелями которого оказались миллионы россиян, пожалуй, можно отнести к одному из самых традиционных деяний большевиков. "Новым" можно назвать лишь своеобразие этого передела. Последний поражал своей открытостью и теми демагогическими лозунгами, которыми он прикрывался. Передел сопровождался изменением социально-экономического смысла самой собственности. Не имея никакой серьезной правовой базы, "передельщики" и "приватизаторы", названные в народе "прихватизаторами", объявили "новую" эпоху частной собственности. Движение собственности изменило свое направление. Если в 1917 году шел грабеж частных собственников в пользу пролетарского государства, то теперь грабили пролетарское государство и его народ в пользу собственников, невесть откуда взявшихся. Грабеж шел под руководством все той же номенклатуры, которая находилась у власти в старом социалистическом государстве. Ее не интересовало, откуда появились деньги у бывших "трудящихся, выкупавших эту собственность, движимую и недвижимую. Новые собственники создавали частные фирмы и компании, приобретали контрольные пакеты акций и основывали частную банковскую сеть. До сих пор официально остаются неизвестными источники так называемых "первоначальных накоплений". Можно только предположить, что часть из них образовалась из государственных и партийных средств, которыми распоряжалась сама номенклатура, другая же часть была предоставлена "теневой экономикой", сложившейся во времена "застоя" и носившей криминальный характер. Развал тоталитарного государства дал возможность этой "экономике" выползти на поверхность и "узаконить" наворованные деньги. Теперь "теневики" ничего не боялись и только время от времени "отмывали" свои капиталы, не рискуя быть разоблаченными или, как сейчас говорят, "засвеченными".
Мирное сосуществование бывшей номенклатуры и так называемых криминальных структур, или их тесное взаимодействие, теперь уже не составляет тайны. Но можно спросить, откуда у номенклатуры и ей подобным появилась готовность принять такой резкий поворот в своей судьбе? Ведь десятилетиями в народе "воспитывали" бескорыстие, трудолюбие, самопожертвование Общему Делу, отрицание частной собственности и прочих пережитков капитализма. Вся идеология работала на это, все творчество официальной государственной культуры было наполнено этими благими мыслями. И вдруг такое… Дело же в том, что Дух человека, существование которого отрицали большевики, продолжал жить по своим законам. Но насилие, которому он подвергался, изменило и исказило его естественную направленность. И этот Дух стал походить на бледное растение, выросшее под тяжестью валуна и стелящееся по земле, поскольку валун не давал ему расти вверх. Помните, Учителя в "Общине" писали о том, что чувство собственности — категория духовная, не зависящая от того, владеет ли человек материальными ценностями или нет. Большевики отняли частную собственность не только у имущих классов, они лишили и трудящихся возможности когда-либо ее иметь. Социальная революция не изменила внутреннюю структуру тех, кто прошел через нее. В результате многие так и остались духовными собственниками. И чем больше они боролись на уровне внешнего материального мира с этой проклятой частной собственностью, тем глубже она внедрялась в их внутреннюю структуру, в их Дух. С годами это противоречие в человеке росло и развивалось, переходя в нетронутом виде к следующим поколениям. Духовная буржуазность, духовное собственничество были свойственны и коммунистам, и рабочим, и чиновникам, короче, всем тем, кто мечтал комфортно устроиться в жизни и для кого существовало только конечное и была закрыта Бесконечность.
В 1918 году Бердяев сказал пророческие слова: "Возможно даже, что буржуазность в России появится именно после коммунистической революции. Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Но опасность обуржуазивания очень сильна в Советской России. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта религиозная энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм и появится шкурничество, вполне возможное при коммунизме" [268] . Один из крупнейших русских философов, он ясно видел движение человеческого Духа, в пределах конкретной исторической ситуации, те тенденции, которые это движение порождало. Духовное собственничество искало своего выхода, своего материального оформления. Никакой "валун", никакое государственное принуждение уже не могло его сдержать. Сначала оно нашло свое выражение в подпольной "теневой экономике", а затем, когда развалилось старое тоталитарное государство и его идеология, вырвалось наружу, подобно гною из вспоротого нарыва. И, ничем больше не сдерживаемый, этот гной залил страну откровенной алчностью, наглой наживой, открытым воровством, различного рода преступлениями во имя собственного обогащения. На этой энергетической волне и стал формироваться тот странный для России слой, который стали называть "новыми русскими". Эти "новые" в действительности и по сути своей были настоящими старыми. Выбросив лозунги — "Вперед, к капитализму!" и "Забудем о коммунистическом прошлом", — старая номенклатура, находящаяся у власти, вкупе с "новыми русскими" двинулась к капиталистическому "светлому будущему". Очередное "светлое будущее"
268
Бердяев Н.А.Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 119–120.
"…Народ, — замечает Бердяев, — опускается и погибает, когда материальное могущество превращается для него в кумира и целиком захватывает его дух" [269] .
Мы знаем, что Дух человека есть единственное мерило его внутренней свободы, которая, и только она, определяет его внешнюю свободу. Уровень внутренней свободы народа к моменту перестройки был невысок, у правящей номенклатуры — такой же, а иногда даже и ниже. Перестройка началась под нарастающий гул разваливавшейся старой системы. Было ясно, что с ней опоздали. "Перестроить" в этих условиях что-либо было уже нельзя. Расплывчатые идеи перестройки не имели опоры ни в социально-экономическом, ни в правовом пространстве, ни во внутренней структуре самого человека. Эти идеи как бы плыли в тумане политической жизни, временами исчезали, временами вновь призрачно возникали. 1991 год стал историческим не потому, что "победила демократия", а потому, что распалось старое тоталитарное государство. И тогда же начался тот странный период в истории России, который длится до сих пор. Я бы назвала этот период временем иллюзий, старых и новых. Эти иллюзии мешают увидеть стране реальность, в которой она существует.
269
Бердяев Н.А.Судьба России. М., 1990. С. 187.
Когда мы говорим "распалось государство", то имеем в виду разрушение системы. Однако система и государство не одно и то же. Само государство, даже утратившее определенную идеологическую систему, сразу никуда не исчезает. Это может произойти лишь во время революционного взрыва. В России такого взрыва в 80—90-е годы нашего столетия не наблюдалось. Саморазрушение государства как системы революцией назвать нельзя. Старые государственные структуры продолжают действовать. Ими продолжает управлять старая номенклатура. Эти обстоятельства определили и характер российской свободы конца XX века, которая не возникла в результате развития и роста Духа народа, не была завоевана в долгой сознательной борьбе определенных социальных сил. Она даже не была получена сверху царским манифестом, как это было в дореволюционной России. Свобода возникла, как по мановению волшебной палочки, из предутреннего тумана, скрывшего в тот августовский день 1991 года Белый дом и его защитников. Ее как бы выпустила из себя, с последним вздохом, саморазрушившаяся тоталитарная система. И на ней лежал явный отпечаток этого саморазрушения и умирания. Поэтому свобода была похожа не на гордую заокеанскую статую, а, скорее, на бомжа с терновым венцом на голове. Не соответствуя ни в коей степени ни внутренней свободе народа, ни его сознанию, эта пришелица из неведомых глубин сталапрямо на глазах превращаться во вседозволенность и произвол. Спущенный сверху удивительно удачный афоризм — "Все, что не запрещено, можно" — усугубил ситуацию. Запрещать было уже некому. Старые, ортодоксальные "запретители" ушли, а с ними исчез и тот старый, сковывающий страх.
Эйфория вседозволенности охватила страну. В России начался тот "пир во время чумы", который обычно устраивали, на костях своих бывших хозяев, чудом освободившиеся рабы. На этих пирах, или так называемых "праздниках жизни", тон задавали "новые русские", криминальное и номенклатурное прошлое которых несло убогий и сомнительный опыт подобных развлечений. С Запада, которому стали подражать новые хозяева, хлынул грязный поток массовой культуры. Похоть, бесстыдство, порнография, сомнительные спектакли с раздеванием, фильмы с насилием заполнили экраны телевизоров. Наглела и ширилась пропаганда богатства, материального достатка и животных радостей жизни. Национальная Культура России отступала, неся большие потери. Началось беспардонное и сознательное растление народа, усугубленное растущим его обнищанием и экономическим произволом. Отсутствие в стране настоящего общественного мнения развязало руки силам темным и безнравственным. Власть денег вскоре стала соперничать с властью политической. Вседозволенность, которая сменила еще слабую и неокрепшую свободу, привела к тому, что главное правило — свобода не только право, но и обязанность — было забыто, а может быть, многим и вовсе не было известно.
"Свобода, — сказано в Живой Этике, — есть украшение мудрости, но распущенность есть рога невежества" [270] . Пользуясь этой ситуацией, криминальные структуры вышли на поверхность, "узаконили" себя и стали подлинным "ферментом" для роста организованной и любой другой преступности. Именно криминальный мир взял на себя функцию принуждения, насилия и страха, которые еще совсем недавно принадлежали тоталитарному государству и являлись его монополией. Энергетика негативного, античеловеческого, бездуховного пошла вширь и вглубь, захватывая самые разные социальные круги. Преступники и не преступники оказались на одном и том же социальном уровне, в одной и той же категории социального авторитета и веса. Преступления стали привычным явлением в стране. В России начался процесс деградации и расчеловечивания, опасные тенденции которого давно формировались в глубине бездуховного и насильственного государства. Все это, в первую очередь, ударило по детям, по будущему поколению. Дети, брошенные матерями, дети, убежавшие из дома, дети, потерявшие родителей в губительных криминальных "разборках" и в национальных кровавых конфликтах, развязанных амбициозной и безответственной номенклатурой. Количество беспризорных и бездомных детей, брошенных в стихию и во власть криминального мира, значительно превышает количество сирот времен Великой Отечественной войны, пронесшейся по России огненным и смертоносным ураганом.
270
Братство, 569.
Свобода и демократия — явления, неразрывно связанные между собой, как связаны Дух и материя. Свобода — явление Духа, демократия — материя человеческого социального бытия. Если они начинают по каким-либо причинам существовать отдельно, то искажения, которые неизбежно при этом возникают в энергетическом пространстве их взаимодействия, неизбежно приводят к видоизменению одной и к гибели другой. "Но демократия, — писал Н.А.Бердяев, — должна быть одухотворена, связана с духовными ценностями и целями" [271] .
271
Бердяев Н.А.Судьба России. М., 1990. С. 211.