Градуал
Шрифт:
За три дня до отбытия я отправился в Глонд на общее собрание. Оказавшись там, я впервые понял, как много людей собралось в тур: полный состав симфонического оркестра, отдельные музыканты, которым предстояло участвовать в исполнении камерных вещей, множество певцов и солистов, звукооператоры и рабочие сцены, административный персонал.
Я пребывал в отличном расположении духа, как и все прочие, с кем мне случилось перемолвиться. Этому способствовало уже хотя бы то, что мы покидали Глонд накануне холодов – уже подступала пасмурная сырость типичной для здешних краев зимы, когда перемешивание воздушных слоев усиливало туманные испарения промышленных выбросов, земля намертво замерзала,
Наконец всем предложили занять места и к нам обратился наш промоутер Дерс Акскон, фигура, доселе мне незнакомая. С первых слов мне понравилось звучание его голоса: в нем слышались те же музыкальные нотки, островная напевность, которую я подметил когда-то у моего друга Денна Митри.
Акскон кратко и с юмором поговорил о перспективах, ожидающих оркестр и исполнителей, о том, какой приятной должна оказаться поездка и как важно донести до островов современную музыкальную культуру. Он объяснил, что многие островитяне считают, будто находятся в культурной изоляции, и шутливо предупредил об энтузиазме, с которым будут встречать наши концерты и который окажется более шумным, чем мы привыкли ожидать от северной аудитории.
Закончил Акскон свое выступление тем, что представил множество знаменитостей, которым предстояло участвовать в туре: дирижеров, певцов, сольных исполнителей. Я оказался среди тех, кого попросили встать, и мне ободрительно похлопали.
Затем распорядители сообщили кое-какие дополнительные сведения по организационным вопросам: план поездки, как нужно поступать в случае мелких аварийных ситуаций, к кому с какими делами обращаться и так далее. Последовал ряд вопросов и ответов, в ходе которых были подняты и разрешены еще несколько мелких проблем.
В завершение встречи монсеньор Акскон вернулся на подиум.
– Я вынужден закончить на серьезной ноте, – произнес он. – Музыка – международный язык. Она пересекает и стирает границы. Но, боюсь, есть и другие границы, о которых никогда нельзя забывать. Путешествуя по Архипелагу Грез, помните, что страна, которую вы представляете и где мы сейчас находимся, участвует в войне. По закону, обычаю, договору, наклонностям все острова, которые вам предстоит посетить, – нейтральная территория. Островитяне привычны к миру, длящемуся столетиями. Они придут на ваши концерты ради музыки, ради того, что вы артисты, зная, что вы не люди войны. Им известно также, что война, в которую вовлечена ваша страна, в настоящее время, к счастью, как бы приостановлена, но тем не менее от вас будут ожидать уважения к их нейтралитету во всех смыслах.
Протянув руку за спину, Акскон извлек небольшой, крепко сработанный портплед и поднял его, показывая всем.
– Этот предмет вы должны будете постоянно иметь при себе, – продолжил он. – Пока длится ваш тур, власти никак не станут в него вмешиваться, можете быть уверены. Общего правительства на Архипелаге нет, но существует дипломатический орган, известный как Сеньоральный Совет. Совет дал разрешение на поездку, но он хочет уверенности, что все вы вполне подготовлены к этому краткому визиту на острова. Поэтому поставлено условие, чтобы каждый носил вот такой набор.
Откинув верхний клапан, Акскон продемонстрировал внутреннюю часть.
– Что ж, знаю, вы рады будете услышать, что не все содержимое – продукт бюрократии. Здесь вы найдете куртку, не форменную, но она будет вас идентифицировать как участника оркестра. Еще шапочка, это просто так, хотя солнце на островах может быть очень ярким. Здесь же, внутри, будут находиться все ваши путевые и личные документы, въездная и выездная визы и так далее. Прежде чем расходиться, обязательно заберите свою сумку и распишитесь. Вы увидите щедрость принимающей стороны. В каждом портпледе вы найдете набор сертификатов, которыми можно пользоваться во время путешествия при посещении ресторанов, магазинов, музеев и даже некоторых баров в тех городах, где вы окажетесь. Также внутри имеются деньги. Денежная единица Архипелага называется «симолеон», и Совет выделяет каждому участнику тура на повседневные расходы сто симолеонов. Эти деньги не входят в обусловленное вознаграждение за участие в туре, которое будет выплачено отдельно.
Излагая все эти приятные вещи, монсеньор Акскон раскладывал портплед и демонстрировал каждый предмет, а потом укладывал обратно. Я так же радостно улыбался в ответ, как и все остальные, предвкушая ожидающее нас приключение.
Оставшись один в поезде на обратном пути, я открыл портплед, полученный под расписку, и осмотрел содержимое. С облегчением я обнаружил там свой паспорт, который получил всего две недели назад, рассмотрел разнообразные визы, аккуратно оттиснутые на внутренних страницах. Нашел я и островные наличные, которые переправил к себе в бумажник, гадая, чего может стоить эта сумма.
На дне портпледа находился некий твердый предмет, и я достал его посмотреть. Монсеньор Акскон продемонстрировал нам с подиума и эту вещь, взмахнув ею над головой, как небольшим мечом, и назвав «жезлом». Предмет вызвал в толпе смех из-за сходства с дирижерской палочкой. Акскон о нем особенно не распространялся, сказав только, что жезл должен постоянно храниться в портпледе на всем протяжении путешествия.
Он представлял собой короткую палочку или стержень из голой, нелакированной древесины, зато отшлифованной и отполированной настолько, что казался на ощупь почти мягким. Кончик жезла был обточен и закруглен. На другом конце имелась рукоять из металла и другого сорта дерева, прочно прикрепленная к древку. На металле было выгравировано несколько слов, которых я не понял, но предположил, что это фраза на народном островном языке: «Istifade mehdudiyyet bir sexs – doxsan g"un».
Сжав жезл, я поднял его повыше, чтобы как следует рассмотреть под самым светильником вагона. Мне хотелось им помахать, как это сделал монсеньор Акскон, но в вагоне и кроме меня были пассажиры. Пришлось сунуть палочку обратно в портплед.
12
На следующий день я вместе с Алинной отправился навестить родителей. Они жили по-прежнему в нашем старом семейном доме, который опять показался мне меньше и теснее, чем был, когда я сам жил там ребенком. Так как последние месяцы выдались крайне занятыми, а с матерью я постоянно держал связь по телефону, мы не заходили туда уже больше года. Но стоило нам войти, как я понял, что жизнь родителей с последнего визита претерпела сильный упадок.
Дом выглядел неприбранным и заставленным; в коридоре и на лестнице штабелями выстроились картонные коробки. Большая передняя гостиная была забита мебелью и опять же коробками. Родители, судя по всему, обитали в уютной комнате для музицирования в задней части дома: там по-прежнему стоял рояль, но к нему присоединились курганы нотных листов и сотни старых газет, сложенных стопками вокруг и частично внутри камина. На полу валялись немытые тарелки и разрозненные столовые приборы. Шторы были задернуты, но к гардинам прицеплены кое-как, а одна из гардин вообще отошла от стены. Внутрь углом вливался солнечный свет. Надо всем витал неприятный запах.