Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках
Шрифт:
Но все полемические мотивы "Графа де Габалиса" в конечном счете выглядят лишь "данью времени", злободневным фоном, оттеняющим основную тему повествования, зародившуюся в незапамятной древности и заново переработанную натурфилософами XVI века.
Почти дословно цитируя Монфокона, Анатоль Франс пишет о том, что сам факт брачного союза между людьми и «стихиалями» считался непреложным еще в античности: "Таково происхождение гигантов, о которых повествуют Гесиод и Моисей. Таково происхождение Пифагора, который своей матери саламандре обязан тем, что появился на свет с золотым бедром. Таково происхождение Александра Великого, который, как утверждают, был сыном Олимпиады и змия, Сципиона Африканского, Аристона Мессеанского, Юлия Цезаря, Порфирия, императора Юлиана, который возродил культ огня, уничтоженный Константином Отступником, волшебника Мерлина, рожденного от сильфа и монахини, дочери Карла Великого, святого Фомы Аквинского, Парацельса, а в недавние времена господина Ван-Гельмонта".
Впрочем, что говорить о Гесиоде и Аквинате, если сам Гомер повествует о том, как хитроумный Одиссей был заброшен враждебным
Представления о них были систематизированы и обобщены великим немецким мыслителем, врачом и алхимиком Филиппом Теофрастом Бомбастом из Гогенгейма, называвшимся Парацельсом (1493–1541), чьи идеи, между прочим, оказали решающее влияние на Якоба Бёме, на ранние общества розенкрейцеров, не говоря уже о Лейбнице и целой плеяде немецких романтиков. В отличие от мнения церкви, и особенно в противоположность Лютеру, который своими рассуждениями о дьявольских водолеях" в немалой степени способствовал демонизации стихийных сущностей, Парацельс в одной из своих книг, пожалуй, самой поэтической и прекрасной, "Книге о нимфах, сильфах, пигмеях и саламандрах", разделяет всех стихийных существ на принадлежащих воде, земле, воздуху и огню. Если Лютер видел в них только «отродье», то Парацельс полагал, что их создал Бог; если в сказаниях и сказках говорится о детях от союза людей с этими существами, то Парацельс не находит в этом ничего противоестественного, наоборот:
"Вот, скажем, водолей, или водяные, они выходят к нам из воды, знакомятся с нами, потом вновь опускаются в воду, потом снова поднимаются. Да они те же люди, только на звериный манер, без души. Отсюда мы видим, что они могут жениться на людях, так что нимфа может взять себе мужчину из Адамова колена, и она будет жить с ним в доме и рожать детей. А как родится ребенок, то отец-то из корня Адамова, он вольет душу в ребенка, и тот будет в точности как человек, и с душой. Но дальше и женщина может получить душу, если она замужем, и она будет как и другие женщины, и Господь снизойдет к ней… Нимфы стараются заполучить мужчину и сделать его прилежным, подобно язычнику, который хочет, чтобы его окрестили. И вот со всей страстью они стремятся к людям, ведь по пониманию и уму они такие же люди, разве что без души"".
С этой выдержкой созвучно то место из книги русско-французского культуролога Александра Койре "Мистики, спиритуалисты, алхимики Германии XVI века", в котором подводится итог учения Парацельса о стихийных сущностях: "Не следует забывать, что все элементы обитаемы и в самом деле нет никаких разумных оснований для того, чтобы жизнь не создавала подчиненных ей центров где-нибудь еще, помимо поверхности земли и морских глубин, и чтобы существа (конечно, менее совершенные, чем человек) не могли бы создать свои тела с помощью иных элементов, нежели человек и животные. Это целиком бы противоречило философии Парацельса. Видимые элементы, будь то земля, вода или огонь, в действительности не являются «элементами». Это <…> лишь «тела» истинных «элементов», уже не материальных, но динамических. Если четыре элемента происходят из одного-единственного, то почему возможное в одном из них невозможно в другом? Это подтверждается опытом: всем известно, что русалки живут в воде, гномы в земле, а эльфы населяют воздушный элемент. Истинная наука не может отрицать установленных фактов. Она должна их объяснять. Здравая философия показывает поэтому, что гномы, саламандры и эльфы не являются, как часто полагают, существами, сравнимыми с человеком: это существа одноэлементные. Имеются другие существа, тела которых состоят из двух элементов. Колдуны пользуются этими духами, или элементарными существами, коих не следует путать с демонами. Последние суть падшие ангелы, в то время как духи природы наделены совсем другой сущностью. Они не согрешили, а потому и не прокляты. Им не требуется спасения, но и бессмертие им не уготовано. В отличие от демонов, их не нужно бояться, хотя и доверять им не стоит: они любят играть с людьми всякие шутки. С другой стороны, они способны открыть человеку важные тайны, поскольку им ведомы свойства своего элемента (по крайней мере, самым возвышенным из них)".
Здесь стоит, пожалуй, упомянуть о том, что среди ведущих «демонологов» XVI–XVII веков не было единого представления о природе и свойствах стихийных духов. Иоанн Тритемий (1462–1516), выдающийся немецкий историк, теолог и знаток оккультных наук, безоговорочно считал их демонами, "падшими ангелами". Он разделяет этих духов на шесть разрядов: огненные, воздушные, земные, водяные, подземные и «светобоязненные». Одни из них, например, огненные, "не имеют никакого сношения с живущими на земле людьми, ибо по причине своей тонкости не могут сделать тело осязаемым или сотворить его из сгущенного воздуха". Другие — земные, водяные и подземные — всячески вредят людям: они "заставляют блуждать путешествующих", "наслаждаются тем, что задерживают людей в темноте", "любят постоянно страшить людей видениями", "возбуждают бури на морях и, погружая в водяную бездну корабли, отнимают тем самым жизнь у многих людей", "нападают на тех, кто выкапывает шахты, добывает металлы и ищет спрятанные в земле сокровища".
Иного мнения придерживается итальянский теолог Лодовико Синистрари (1622–1701). В своем трактате "О демоноалитете и бестиалитете инкубов и суккубов" он пишет о том, что "существует иной мир, нежели тот, который мы населяем, и в нем живут другие люди, произошедшие не от Адама, но созданные Богом каким-либо другим образом"; "эти существа имеют разум и плотские органы, как и человек; однако они отличаются от него не только более утонченной природой, но и более тонкой материей"; они "созданы из самых чистых частей стихий: одни — из земли, другие — из воды, третьи — из воздуха, четвертые — из огня". Далее Синистрари утверждает, что этих духов не следует путать с бесами, ибо у них есть тело и душа. Они мо-iyr страдать от стихийных сил, живут долго, но не вечно; словом, это "разумные животные", имеющие, ко всему прочему, представление о миссии Христа, "Который сошел для блага всего мира и прославление Которого раздается по всей земле".
Все эти положения были подхвачены в "Графе де Габалисе", где они излагаются, дополняются, доказываются или опровергаются столь остроумным и убедительным образом, что завороженному читателю не остается ничего иного, как хотя бы чисто умозрительно допустить правоту доводов немецкого «каббалиста», рассуждающего о вполне реальной природе "стихиалей".
"Их удел, — пишет Монфокон, — возврат к вечному небытию". "Наши отцы-Философы, — продолжает он, — говоря с Богом лицом к лицу, сетовали на горестную судьбу сих существ, и Господь, в безграничном своем милосердии, открыл им, что это несчастье поправимо. Он изрек, что подобно тому, как человек, заключив завет с Богом, стал причастен божественности, так сильфы, гномы, нимфы и саламандры, заключив союз с человеком, становятся причастниками бессмертия. Какая-нибудь нимфа или сильфида становится бессмертной и способной к достижению вечного блаженства — а к нему стремимся и мы сами, — если ей посчастливится выйти замуж за Мудреца; равным образом какой-нибудь сильф или гном перестает быть смертным с той поры, как сочетается браком с одной из наших дочерей".
Такого рода суждения, которыми переполнен "Граф де Габалис", можно трактовать и вполне рационалистически, подразумевая под союзом человека и стихийного духа всего лишь слияние с природой, попытку облагородить ее, очеловечить, наделить неким смыслом. "Не переставайте же, — поучает граф де Габалис своего юного друга, — изумляться простоте самых чудесных явлений природы и постарайтесь распознать в этой простоте гармонию столь вечную, истинную и необходимую, что она, вопреки вашей собственной воле, отвлечет вас от ваших скудных фантазий". В подобных наставлениях чувствуется, как ни странно, предвосхищение некоторых идей Жан-Жака Руссо, вдохновлявших руководителей Французской буржуазной революции, да и всех последующих революционных переворотов, ставивших своей целью рождение "нового человека". При некотором желании и с некоторой натяжкой из "Графа де Габалиса" можно вычитать цитаты, в которых сквозит мысль о необходимости "переделки природы", а заодно и человека. Грех, совершенный Адамом, "низринул его в отбросы элементов, гармония была нарушена и он, сделавшись нечистым и грубым, утратил связь с чистыми и тонкими субстанциями". Его потомкам предстоит "очистить и подвергнуть возгонке элемент огня, таящийся в них самих, и таким образом подтянуть и настроить соответствующую космическую струну, <…> сосредоточить мировой огонь в вогнутых зеркалах, помещенных внутрь стеклянного шара", то бишь произвести вселенского масштаба научно-магическую операцию, цель которой — телесное бессмертие человека и его полная власть над "своим естественным царством", "управление элементами без помощи демонов". Телесность посвященных имеет мало общего с телесной зависимостью от природы обычных людей или, как их называет де Виллар (или де Габалис), "недостойных невежд", для кого печальное бессмертие оборачивается вечным наказанием; они имеют возможность стать в самом деле бессмертными лишь посредством союза со стихийными духами.
Что касается Мудрецов или Философов, то они, сумевшие восстановить в себе богоподобие праотца Адама, способны "повелевать всей природой", не исключая духов и демонов. Даже сам "князь мира сего" бессилен погубить человека. Он томится "в проклятых и окаянных безднах земли, сотворенной верховным и первообразным алхимиком" и может, самое большее, подговорить своих соседей гномов, чтобы те "обратились с его гнусными предложениями к людям, наиболее достойным спасения, и, в случае удачи, погубили их душу вместе с телом". Заблудших Мудрецов, неспособных, по словам ап. Павла, к "различению духов", ждет "куда более суровая кара, чем вечное пребывание в преисподней, где еще ощутимо милосердие Господне, которое проявляется в том, что адское пламя только обжигает грешника, не испепеляя его до конца. Небытие — большее зло, чем ад". Иными словами, аббата Монфокона беспокоит не проблема посмертной участи, подготовленной всем земным существованием как праведника, так и грешника, но проблема небытия. Бессмертие духовного плана — пустой звук для Философа: тому, кто от него отрекается, "гномы сулят груды золота и серебра, обещают какое-то время оберегать его жизнь от смертельных опасностей, исполнять все, что пожелает человек, заключивший с ними сей злополучный пакт: так зловредный дьявол гномов губит душу человеческую и лишает ее надежды на вечную жизнь".