Граф Феникс
Шрифт:
– Ваши речи темны, Калиостро! Кто этот неприятель и предатель ваш? Кажется, я узнала, – сказала Ковалинская. – Но вы избранной женщиной меня назвали. К чему я избрана?
– Я уже говорил, что вы вступите сперва в число савских жен, светильники которых пламенеют непрестанно день и ночь. Учреждается «Союз усыновления». В этом «Союзе» Великая матерь усыновляет и удочеряет возрожденных и преображенных. Эта Великая матерь есть царица Савская, которая достигла в магии высочайшей степени, коей не могла достигнуть еще ни одна женская душа. Царица Савская – Великая матерь многих миров. Вы же из числа жен, встречающих
– Я выслушала ваши обильные речи, Калиостро, – грустно сказала Ковалинская. – Скажите, вы больше никому из женщин не обещали столь же высокого положения в «Союзе усыновления» и в степени защитницы земного шара?
– Вам одной. Только вы избраны из всех женщин!
– Вы это говорили. Но если я стану защитницей и благотворительницей многих, то смогу ли судить их и карать за преступления, измену и коварство?
– Нежное созданье! Сможете и это!
– Но что же должна я сделать и как покаран обманувшего мое к нему доверие? Уверявшего в одном а на самом деле имевшего в себе иное?
– Когда будете стараться в достижении совершенства, тогда получите силу поразить смертью того, кого вы заподозрите.
– Пусть же придет ко мне сейчас эта сила! Пусть слово мое поразит смертью низкого обманщика! – сказала Ковалинская с мертвенно-бледным лицом и горящими ненавистью глазами. И, протянув руку к груди магика, она вскричала:
– Ты лжешь. Калиостро!
Казалось, из пальцев экзальтированной месмерианки в самом деле вышла и толкнула в грудь магика некая нервная разящая сила. Он пошатнулся, и на мгновение лицо его приняло растерянное выражение. Но вслед за этим нахмурился, уперся и скрестил на груди руки.
– Ты лжешь, Калиостро! Ты нагло лжешь! – продолжала Ковалинская свистящим ревнивым шепотом. – Посмеешь ли ты отрицать, что точно такие же обещания давал ты этой курляндской дуре Шарлотте фон дер Рекке?
– А, вот что! – сказал магик спокойно и улыбнулся.
Эта улыбка вывела Ковалинскую из себя.
– Ты смеешься! – проскрежетала она. – Будешь ли ты отрицать, что пишешь, хотя и безграмотные, но нежнейшие итальянские письма, называешь ее дорогой сестрицей и всюду показываешь, какая между вами интимная близость? И в то же время обольщаешь меня красивыми словами и обещаниями! Называешь единой избранницей! Вот письмо твое! – вынимая исписанный листок и протягивая его магику, продолжала Ковалинская. – Посмей утверждать, что не ты его писал.
Магик посмотрел на письмо.
– Да, не я писал эти строки, – сказал он.
– Силы небесные! Он продолжает лгать! Да ведь это письмо было вложено в один пакет с письмом самой Шарлотты фон дер Рекке к Катерине Ивановне Нелидовой.
– И все-таки не я писал его, – повторил магик. – Положите его на мою ладонь.
Ковалинская положила.
Жирные круглые буквы письма четко чернели при свете звезд. Магак дунул на письмо и, хлопнув по нему ладонью другой руки, подал Ковалинской. Пред ней была совершенно белая бумага. Она с изумлением рассматривала листок. Буквы исчезли.
– Начертания эти были произведены черной магией моего врага, лжеца и клеветника. Силой, мне присущей, я их разрушил и смыл.
– Но огромное письмо самой Шарлотты. Оно лежит в моей шкатулке… – пролепетала растерянно Ковалинская, и веря и не веря.
– Не открывайте шкатулку без меня. Письмо пропитано ядовитыми парами. При внезапном открытии эти пары бросятся вам в лицо и покроют его неуничтожаемыми черными пятнами. О, нежное, неискушенное создание! Ты не знаешь, какими опасностями изобилует путь магика. Подойди ко мне. Я осеню тебя высшим покровом моей отеческой любви. Забудь свои сомнения. Ты, только ты избранница моя и Великого Кофта! Поприще блистательное тебя ожидает! Приди!
И Калиостро широко открыл свои объятия. Ковалинская мгновенье колебалась и вдруг бросилась ему на грудь.
– О, кто бы ты ни был, – замирая и содрогаясь, лепетала она, – ангел ли света или демон тьмы, я отдаюсь в твою власть! Только не избирай другой женщины! Но возьми меня, развей свои могучие крылья, черные или белые они, мне все равно, и неси в надзвездную высь или адскую бездну, я всюду последую за тобой и буду рабой твоей, волшебник!
ГЛАВА XLI
Поход и отступление
Кашлем известив о своем присутствии и выждав, полковник Бауер появился в садике. Он нашел там госпожу Ковалинскую и графа Калиостро мирно беседующими на приличном расстоянии друг от друга.
– Любезный полковник, – сказал Калиостро, – пропавшее столовое серебро найдено.
– Меньшего и не ожидал от вашего искусства, любезный граф, – отвечал полковник Бауер с видом чистосердечного восхищения.
– Едва ли эта находка может быть мерилом моих сил, полковник. Только снизойдя к требованиям князя Потемкина, я принял к исполнению такую задачу. Но серебро найдено. Я оставил князя около грота, сам же по его поручению пошел просить дворецкого отрядить слуг для переноски клада. Но дамы были весьма обеспокоены вашей судьбой, – продолжал Калиостро. – Я же уверил их, что вам не грозит опасность, если вы прибегли к защите жрицы Великого Кофта.
– Действительно, я не видел ничего особенного и весьма приятно беседовал с вашей супругой, граф, – отвечал полковник – Нельзя того же сказать, к сожалению, о князе Голицыне.
– Что же с ним? Я предупреждал! Я говорил – крепче держаться за руки!
– Ах полковник, скажите, что с бедным князем? – спросила взволнованно госпожа Ковалинская. – Жив ли он?
– Он жив, но сильно пострадал от невидимых агентов.
– Что с ним приключилось?
– Невидимые агенты, по его уверению, сперва нанесли ему несколько ударов по спине.
– Ах, какое несчастье! Бедный князь, – сочувственно промолвила госпожа Ковалинская.
– Да. Он утверждает, что удары были столь полновесны, как будто наносила их рука дюжего мужика, а не бесплотного духа.
– Удары бесплотных тяжелее! – глубокомысленно заметил Калиостро.
– Ну, если так, то князя постигли удары бесплотных. Он говорит, что, вероятно, вся спина его в синяках. Кто-то гнался за ним в темноте и хлестал очень больно. Последствия этих преследований скрыты под одеждой князя, но я сам имел случай удостовериться в огромной царапине от виска до носа.