Граф Монте-Кристо. Том 2
Шрифт:
Затем, обернувшись к паралитику, он спросил:
– Итак, вы обладаете капиталом в девятьсот тысяч франков, и он приносит вам благодаря бумагам, в которые вы его поместили, около сорока тысяч годового дохода?
– Да, – показал Нуартье.
– Кому вы желаете оставить это состояние?
– Здесь не может быть сомнений, – сказала г-жа де Вильфор. – Господин Нуартье любит только свою внучку, мадемуазель Валентину де Вильфор; она ухаживает за ним уже шесть лет; она своими неустанными заботами снискала любовь своего
Глаза Нуартье блеснули, показывая, что г-жа де Вильфор не обманула его, притворно одобряя приписываемые ему намерения.
– Так вы оставляете эти девятьсот тысяч франков мадемуазель Валентине де Вильфор? – спросил нотариус, считавший, что ему остается только вписать этот пункт, но желавший все-таки удостовериться в согласии Нуартье и дать в нем удостовериться всем свидетелям этой необыкновенной сцены.
Валентина отошла немного в сторону и плакала, опустив голову; старик взглянул на нее с выражением глубокой нежности; потом, глядя на нотариуса, самым выразительным образом замигал.
– Нет? – сказал нотариус. – Как, разве вы не мадемуазель Валентину де Вильфор назначаете вашей единственной наследницей?
Нуартье сделал знак, что нет.
– Вы не ошибаетесь? – воскликнул удивленный нотариус. – Вы действительно говорите нет?
– Нет! – повторил Нуартье. – Нет!
Валентина подняла голову; она была поражена не тем, что ее лишают наследства, но тем, что она могла вызвать то чувство, которое обычно внушает такие поступки.
Но Нуартье глядел на нее с такой глубокой нежностью, что она воскликнула:
– Я понимаю, дедушка, вы лишаете меня только своего состояния, но не своей любви?
– Да, конечно, – сказали глаза паралитика, так выразительно закрываясь, что Валентина не могла сомневаться.
– Спасибо, спасибо! – прошептала она.
Между тем этот отказ пробудил в сердце г-жи де Вильфор внезапную надежду, она подошла к старику.
– Значит, дорогой господин Нуартье, вы оставляете свое состояние вашему внуку Эдуарду де Вильфор? – спросила она.
Было что-то ужасное в том, как заморгал старик; его глаза выражали почти ненависть.
– Нет, – пояснил нотариус. – В таком случае – вашему сыну, здесь присутствующему?
– Нет, – возразил старик.
Оба нотариуса изумленно переглянулись; Вильфор и его жена покраснели: один от стыда, другая – от злобы.
– Но чем же мы провинились перед вами, дедушка? – сказала Валентина. – Вы нас больше не любите?
Взгляд старика бегло окинул Вильфора, потом его жену и с выражением глубокой нежности остановился на Валентине.
– Послушай, дедушка, – сказала она, – если ты меня любишь, то как же согласовать твою любовь с тем, что ты сейчас делаешь? Ты меня знаешь, ты знаешь, что я никогда не думала о твоих деньгах. К тому же говорят, что я получила большое состояние после моей матери, слишком даже большое. Объясни же, в чем дело?
Нуартье уставился горящим взглядом на руку Валентины.
– Моя рука? – спросила она.
– Да, – показал Нуартье.
– Ее рука! – повторили все присутствующие.
– Ах, господа, – сказал Вильфор, – вы же видите, что все это бесполезно и что мой бедный отец не в своем уме.
– Я понимаю! – воскликнула вдруг Валентина. – Мое замужество, дедушка, да?
– Да, да, да, – три раза повторил паралитик, сверкая гневным взором каждый раз, как он поднимал веки.
– Ты недоволен нами из-за моего замужества, да?
– Да.
– Но это нелепо! – сказал Вильфор.
– Простите, сударь, – сказал нотариус, – все это, напротив, весьма логично и, на мой взгляд, вполне вытекает одно из другого.
– Ты не хочешь, чтобы я вышла замуж за Франца д’Эпине?
– Нет, не хочу, – сказал взгляд старика.
– И вы лишаете вашу внучку наследства за то, что она выходит замуж вопреки вашему желанию? – воскликнул нотариус.
– Да, – ответил Нуартье.
– Так что, не будь этого брака, она была бы вашей наследницей?
– Да.
Вокруг старика воцарилось глубокое молчание.
Нотариусы совещались друг с другом; Валентина с благодарной улыбкой смотрела на деда; Вильфор кусал свои тонкие губы; его жена не могла подавить радость, помимо ее воли выразившуюся на ее лице.
– Но мне кажется, – сказал наконец Вильфор, первым прерывая молчание, – что я один призван судить, насколько нам подходит этот брак. Я один распоряжаюсь рукой моей дочери, я хочу, чтобы она вышла замуж за господина Франца д’Эпине, и она будет его женой.
Валентина, вся в слезах, опустилась в кресло.
– Сударь, – сказал нотариус, обращаясь к старику, – как вы намерены распорядиться вашим состоянием в том случае, если мадемуазель Валентина выйдет замуж за господина д’Эпине?
Старик был недвижим.
– Однако вы намерены им распорядиться?
– Да, – показал Нуартье.
– В пользу кого-нибудь из вашей семьи?
– Нет.
– Так в пользу бедных?
– Да.
– Но вам известно, – сказал нотариус, – что закон не позволит вам совсем обделить вашего сына?
– Да.
– Так что вы распорядитесь только той частью, которой вы можете располагать по закону?
Нуартье остался недвижим.
– Вы продолжаете настаивать на том, чтобы распорядиться всем вашим состоянием?
– Да.
– Но после вашей смерти ваше завещание будет оспорено.
– Нет.
– Мой отец меня знает, сударь, – сказал Вильфор, – он знает, что его воля для меня священна; притом он понимает, что я в моем положении не могу судиться с бедными.
Во взгляде Нуартье светилось торжество.