Граф с Земли
Шрифт:
— По-постой… кто на вас напал? Почему вы сражаетесь?
— Мне, конечно, не стоит сейчас сбивать тебя с толку, да умолчать не могу. Это личная гвардия твоей как бы жены, леди Оливии Чаризз-Берк. И сама графиня сейчас тоже находится здесь, а потому вам надо бежать как можно скорее. И если тебя это действительно волнует, то сражаемся мы не потому, что Оливия узнала про тебя, а потому что её гвардия наткнулась на работорговца со своим товаром.
Виктор, тронутый речью лидера наёмников, не смог больше сказать ни слова. Лишь коротко кивнув, он вновь хлестнул лошадей по спинам, и теперь они радостно бросились в путь. А Йормлинг, тем временем, крикнул позади:
— «Орлы»! Отступить! Сложить оружие!
Последующие несколько дней пролетели как один. Совершенно неожиданно вернулся
Мильха и его семью встречали все. Сплочённые жители потратили на радушные приветствия и объятия четверть часа, прежде чем заметили стоящих в стороне и ждущих своей участи чужаков. Они пугливо осмотрели незнакомцев, и Мильх поспешил им объяснить, что Виктор и Даша — новые друзья, защитники деревни. Кроме того, ещё и могучие волшебники! После такого заявления отношение к чужеземцам резко сменилось на максимально положительное: добрых гостей расположили в доме старосты, который, как оказалось, всё ещё жив, и накормили чем Свет послал: пресной реповой кашей да вяленой рыбой с чёрствым хлебом. Даша, к тому времени уже относительно пришедшая в себя после попадания арбалетного болта в плечо, в целом и общем рану свою смогла исцелить при помощи силы рун, но окончательно залечиться не смогла: её жизненные силы таяли прямо на глазах. И происходило это, по мнению Виктора, из-за окончания предоставленного Даше срока для расшифровки печати и исполнения её воли. А потому, набив животы и как следует отогревшись, друзья решили, что на отдых стоит потратить не больше пары часов, потому что времени оставалось катастрофически мало. И пока «могучие волшебники» изволили отдыхать, Мильх расспрашивал у старосты о старом склепе, который ищут чужеземцы. Старик был мудр и умён, но память его уже подводила, а потому ему пришлось покопаться в собственной библиотеке, состоящей из пяти ветхих книг. В одной из них, «Летописи Арвенха», упоминалось о древнем сооружении, по описанию и местоположению напоминающем то, что искали Виктор и Даша, но там же говорилось и о запрете его посещения. Почему — неизвестно, но Мильх был уверен: это именно то, что нужно отыскать его новым друзьям.
Отдохнув и обрадовавшись отличным новостям, Виктор и Даша собрались было в путь, но на выходе их задержала бабушка Мильха. Она подарила путникам пусть старые и жёсткие, но всё же тёплые шубы. Весь Арвенх пожелал своим новым защитникам удачи и попросил поскорее возвращаться, пока разбойники не пришли за очередной порцией дани, возможно даже кровавой.
И иномирцы остались совсем одни против целого леса. Следуя полученным от старосты подсказкам, они меньше чем за сутки интенсивного шага прошагали такое расстояние, какое не смогли бы преодолеть даже верхом. Их подгоняло возбуждение и предвкушение скорой победы, к которой они стремились столь долго и упорно. Когда усталость начинала одерживать верх, Виктор брал Дашу за руку и вместе они старались синхронизировать свои силы рун, создавая непреодолимый барьер бодрости и решимости. Возможно, именно из-за такого настроя их не трогали дикие звери — снежные барсы, голодные медведи-шатуны и озлобленные стаи тощих волков просто обходили путников стороной, хотя Виктор и без того был готов к бою хоть с целой армией разъярённых хищников.
Заледеневшего берега моря достигли поздней ночью. Где-то на горизонте горело полярное сияние, и Даша посчитала это хорошим знаком, хоть в подобные суеверия она не верила. Виктор тоже воодушевился этим переливающимся зрелищем и с удвоенным рвением продолжил поиски тайного герцогского склепа.
Путники искали эту гробницу до самого утра, и с каждым часом прочёсывания покрытой высокими сугробами местности настрой падал всё ниже и ниже. Решимость медленно но неуклонно угасала, а вместе с ней терялась и уверенность в скором успехе. Неожиданно Даше снова стало нехорошо, но от помощи она отказалась, стараясь самостоятельно держать на своих двоих. В конце концов Виктор всё-таки подхватил спутницу одной рукой, а другой зажёг яркий огненный шар, дабы он послужил таким импровизированным фонарём.
Вскоре Даша потеряла сознание, и Виктор понял, что это совсем не из-за усталости. Срок девушки стремительно подходил к концу, и если ей не помочь прямо сейчас, в этот самый момент, то потом станет уже слишком поздно.
Виктор глубоко вдохнул и призвал очередную порцию бодрости. Второе дыхание не преминуло явиться, даровав иномирцу ещё пару часов прилива энергии. Мышцы вновь затвердели, дыхание выровнялось, а пламя в левой ладони разгорелось с новыми силами. Виктор перекрыл в своём сознании всё, что могло его затуманить. Он оборвал самому себе доступ к собственному эго; теперь всё, о чём были его мысли — это лишь о цели, о склепе. Последнее слово засело в голове как назойливый клещ, впившийся в кожу. Оно всё звучало и звучало прямо над ухом:
Склеп. Склеп. Склеп.
А на фоне этого монотонного надоедливого речитатива гремели часы из дворца. Бом-бом. Склеп. Бом-бом. Склеп. Бом-бом.
И неожиданно всё вокруг прояснилось. Виктор заметил вдалеке какое-то бледное зеленоватое свечение, но что это — разобрать не смог. Он зашагал к этому свету через сугробы, постоянно обо что-то спотыкаясь. Пламя пришлось потушить, чтобы взять Дашу на руки, и Виктор почувствовал себя настоящим атомным ледоколом, пробираясь сквозь такие почти непреодолимые препятствия. Вдобавок ко всему снова повалил снег и поднялся пронизывающий до костей ветер. Где-то вдалеке раздались пугающие раскаты грома.
И как только Виктор достиг нужной точки, свечение пропало. Но никакого склепа здесь не наблюдалось, равно как и вообще хоть чего-либо, что могло этот свет излучать. Разозлившись на очередную неудачу, на плохую шутку Судьбы, Виктор уложил Дашу под одним из деревьев и протяжно закричал, выплёскивая накопившуюся в нём за время всего пребывания в этом мире злость, ярость и иные негативные эмоции. Как же так, думал он, неужели всё закончится именно так? Неужели весь этот путь, который он проделал, оказался пустой тратой времени и сил? Зачем Лагош поступил так подло, забросив его так далеко от родной Земли и повесив на него такую непосильную задачу?
Виктор разозлился на себя, Лагоша, судьбу и сам Свет настолько сильно, что одним рывком сорвал с пояса ножны с клинком и со всего размаху выбросил его куда-то в сторону, после чего, чувствуя себя абсолютно побеждённым, без каких-либо сил или желания искать свалился в сугроб и прижал колени к груди.
А где-то рядом послышался глухой звук чего-то большого и падающего. Приподняв голову и оглядевшись, Виктор раскрыл от удивления рот. Губы застыли в безмолвном вопле то ли непонимания, то ли наоборот — осознания происходящего. Выброшенный Пакемберг упал прямо на камуфляжный настил из сосновых ветвей, усыпанных снегом, и вся эта защита разом рухнула в глубокую рукотворную яму, которую она и прикрывала от посторонних глаз.
Виктор тут же вскочил на ноги и подбежал к яме. К её дну по стене спускалась потрескавшаяся, почти истёртая, но всё же каменная и всё ещё целая винтовая лестница. А далеко внизу, куда упал Пакемберг, виднелась закрытая на засов дверь.
— Чёрт возьми, — выругался Виктор, хлопнув себя по лбу и повернулся к Даше. — Чёрт возьми, мы нашли, мы нашли его!
Воспоминание из прошлой жизни, причём совсем недавнее, вдруг встало поперёк горла. Виктор Евгеньевич Богданов, умирающий от рака старик с Земли, с трудом протискивается между грязными могилами на кладбище и сетует на кучи мусора, которые никто не в состоянии убрать. Вот он медленно подходит к месту вечного упокоения своей любимой жены Лизы и сидит рядом с ней целую ночь, ведя с давно почившей возлюбленный непринуждённую беседу-монолог. То чувство конечности происходящего, смертности всего бытия, меланхолии, грусти и вселенской тоски — всё это сейчас ворвалось в разум Виктора, внушило целый разряд ощущения безысходности, но в то же время вернуло уважение к предкам, не своим праотцам, а к предкам любой цивилизации, к тем, кто давным-давно истлел и оставил после себя лишь увядающие воспоминания.