Граф Вальтеоф. В кругу ярлов

Даймоук Джульетта

– Пей, мой господин.

Вальтеоф взял чашу и тяжело опустился на стул. Благоразумнее было бы отказаться, чтобы сохранить еще оставшуюся бдительность, но привычка взяла свое. Весь вечер он пил добрый английский эль, но это французское пойло сразу ударило ему в голову и скрутило его желудок, и все-таки он недостаточно выпил, чтобы найти выход из этого ужасного положения, из этого места и этой ситуации. Он безмятежно выпил и налил себе еще. Де Гуитри рассмеялся и переглянулся с Герленом де Пуасси. Ральф начал раздеваться, складывая свои тяжелые одежды на сундук, а де Гуитри вытаскивал из-под графа мантию, которая должна была покрыть наготу жениха. Роджер оставался у двери. Наконец, он произнес:

– Граф Вальтеоф, мы не позволим уйти тебе отсюда после того, как мы посвятили тебя в наши планы.

Вальтеоф уставился на чашу в своей руке. Возможно, они замыслили его отравить, и в том вине, которое он выпил только что, был яд. Он посмотрел на остатки красного густого вина с виноградников Луары и внезапно отшвырнул от себя кубок. Остатки вина расплескались по полу, а кубок со звоном откатился к стене.

– Да, мессиры? – произнес он. Он чувствовал себя больным от вина и странно легким. – Продолжим. Вам нужна моя жизнь?

Роджер рассмеялся:

– Не жизнь. Только молчание.

– Молчание?

Герлен де Пуасси подошел и встал над ним:

– Да, мой господин, ты можешь причинить нам неприятности, не так ли? – У него было зловещее выражение. – Мы рассчитывали на твою поддержку и не можем позволить тебе свободно распоряжаться нашей жизнью.

Вальтеоф встал. Теперь он возвышался над де Пуасси. Он увидел его глаза, красные, как у хорька, на остром личике, он оглянулся на других; Роджер, потемневший от напряжения, плотно сжал губы; Ральф, весь красный, с волчьим выражением на лице, Шэлон де Гуитри, самый трезвый из всех, с острым взглядом, одна рука на кинжале. Вальтеофа переполнило презрение к ним.

– Вы сдурели! – Он протянул руку, чтобы опереться о стол. – Все, что я слышал, – это всего лишь пьяные разговоры, которые лучше забыть.

– Мы говорили серьезно, – сказал жених, он был в плаще, прикрывавшем его наготу.

– Сегодня знатнейшее в Нормандии семейство объединилось с моим здесь, в Англии. Вся власть в наших руках. Вильгельма везде ненавидят. Он каждого из нас держит на коротком поводке, слишком коротком, на мой взгляд.

В неожиданном просветлении Вальтеоф вдруг увидел, за что они ненавидят короля: за то, что он их обуздывает и блюдет порядок. Он рассмеялся и понял, насколько пьян.

– Бог свидетель, я не могу примириться со всем, что он сделал, но, пресвятая Дева, и десятеро из вас не стоят его одного. Рядом с ним, – в его голосе звучало презрение, – вы все ничтожество.

Ральф вскочил, опрокинув стул, де Гуитри выхватил нож, и де Пуасси громко выругался. Только Роджер оставался у двери.

– Мы теряем время. Это ты глупец, граф Вальтеоф, если думаешь, будто мы не знаем, что говорим, – он кивнул де Пуасси. – Клятва…

Герлен держал в руках маленький реликварий.

– Клянись, – сказал он, – поклянись на этой святыне, мощах святого Джеймса, что ты никогда не выдашь ни одного слова из сказанного здесь. Поклянись на Святом Кресте самим нашим Господом Богом, что если ты нарушишь эту клятву, то предаешь свою душу адскому огню.

Вальтеоф отшатнулся к стене, и комната пред его глазами закачалась.

– Нет, – тихо сказал он, – нет.

– Тогда ты не выйдешь отсюда живым, – объявил Роджер, его голос был пугающе спокойным. – У нас множество людей, а твои люди далеко. Клянись, мой господин, если хочешь жить, – он взял маленький драгоценный ящик и резко открыл крышку.

Вальтеофу не надо было видеть, что там находятся мощи. Ловушка захлопнулась. Или он поклянется, или будет убит в этой маленькой темной комнате. То, что он родственник короля, их не остановит. Они найдут правдоподобную причину его смерти. Медленно он положил руку на резную серебряную крышку, чувствуя резьбу под пальцами; дрожь пробежала по его телу.

– Повторяй за мной, – потребовал Герлен, и Ральф добавил:

– Давай, Вальтеоф, все, чего мы просим, – это чтобы ты не выдал своих друзей.

Друзей! Он посмотрел на одного, затем на другого, и вспомнил Торкеля, Ричарда и Леофвайна. Да сохранит его Бог от таких друзей! Они стояли перед ним, выжидая. И в этот момент он вспомнил короля Гарольда и клятву, данную им в Байе. Эта клятва терзала потом его до самого конца на Телхамском хребте. Неужели и он должен будет теперь так мучиться? И в то же время, что еще он может сделать? Ради чего умирать? Он подумал о Эдит и о детях, о своих землях и фермах, о своих людях. Как он может все это бросить? А если он откажется, сохраняя верность Вильгельму, как он сможет служить королю, если его сейчас убьют?

– Давай, – повторил Ральф. – Боже мой, разве это не моя свадьба? Я горю желанием пойти к моей невесте, а мы здесь уже довольно давно.

– Да, – согласился Роджер, – моя сестра удивляется, что ты медлишь насладиться ее красотой. Клянись, граф Вальтеоф.

Он почувствовал, как пот выступил у него на лбу, и руки его стали липкими. Он сделал еще одно усилие.

– Вы мне не доверяете?

Шэлон де Гуитри ударил кулаком по столу.

– Святой Петр, если бы мы могли тебе доверять, мой господин, мы не прибегали бы к таким уверткам. Ради Бога, клянись.

Он видел, что они не отступятся.

– Клянусь, – начал он и почувствовал, что у него пересох рот, – Святым Крестом. Самим Господом Богом, – холодный страх объял его, руки похолодели так, что серебряная крышка казалась теплой на ощупь.

«Реквиэм Атернам дона эс Доминэ, ет люкс перпетуа люцеат эс». Слова, тихо произносимые священником в церкви, наполненной молчаливым собранием, подавляли своим торжественным звучанием. Даже слуги и служанки, не понимающие латинский, чувствовали печаль, заключенную в них. И любовь к их господину заставляла их разделять с ним его горе, и они с жалостью смотрели на его печальное лицо, когда он следовал за крошечным гробиком, в котором Торкель, Хакон, Осгуд и Оти Гримкельсон несли трехнедельную дочку графа к ее могиле. Слыша эти слова, Вальтеоф оторвал взгляд от гробика, который опустили перед алтарем, и посмотрел в маленькое слюдяное окошко. Солнце уже поднялось, первые лучи, заглядывая в окошко, оставляли на полу желтых зайчиков, обещая ясный день.