Граффити любви
Шрифт:
– А мне зачем? Мне не важно, кто заплатит, – пожала плечами я, понимая, что вляпалась серьезно с этим заказом, да и с машиной тоже.
– Ты не боишься себя в рабство случайно продать, подписывая разные документы не читая?
– Даже если и Вы там, в роли заказчика, я договор подписала до нашего знакомства.
– Действительно, тут я с тобой согласен. Думаешь это злой рок или судьба? – спросил загадочно Никита Валерьевич.
– Не то и не другое, это я просто такая, очень везучая, – я прошла и села в кресло. Руки были в краске, и ужасно болела голова.
– Зачем ты это сделала?
– Что?
– Зачем машину мою оформила в стиле граффити?
– Да я не знала, что это Ваша машина, – не выдержала я.
– Вот ты и попалась, ведь раскрасила ее ты? Коралина, ответь честно.
– Я, пусть так, посчитайте, сколько стоит покраска бампера, и моя работа, выведите разницу в цене, и я заплачу, если я в минусе останусь, но не сразу, я пока на мели, – ответила я, а Никита очень странно на меня посмотрел и улыбнулся.
– Готова заплатить за покраску бампера из денег, которые я тебе должен заплатить по договору? – уточнил мой учитель.
– Да, есть еще вариант. Я изменю рисунок, в стиле, подходящем для авто. Аэрография за мой счет. Мне было бы выгоднее, – предложила я, как вариант.
Никита подошел ко мне ближе и коснулся осторожно моего плеча и заглянул прямо в глаза. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
– Идет, согласен на аэрографическое оформление авто, надеюсь, это будет красиво.
– Мне сейчас приступить? – тут же переспросила я.
– Я же сказал руки мыть и за стол, а лучше прими душ, – Никита коснулся пряди моих волос, – у тебя волосы в краске. В шкафу есть махровый халат. Вещи положи в стиральную машинку, а потом в сушилку. Справишься? – я кивнула.
– Комната в твоем распоряжении. Твоя сумка, плеер и телефон в шкафу на нижней полке. Все остальное не трогай, договорились?
– Не отпустите домой? – осторожно переспросила я.
– Нет, сказал же уже. Отвезу тебя на занятия завтра, да еще вопрос, почему ты это сделала, если не знала, чья это машина?
– Вы припарковались неудачно и испортили мне велосипед. Во-первых, место мое, во-вторых, это была месть за порчу моего имущества.
– Так это я твой велосипед зацепил? Кого ни спрашивал про него, все молчали.
– Про меня никто ничего не говорит. Правило Пикассо.
– Так я тебе еще за велосипед должен? – Никита понял, что у него со мной странные денежные отношения получились. Ведь он действительно хотел с утра заплатить тому студенту, который был владельцем велосипеда. Он отвлекся и, на фоне Граффити, на асфальте и прилегающей стене, не заметил его.
– Нет, за велосипед Вы мне ничего не должны. Терминатор починит. Про велик забудьте.
– Кто такой Терминатор? – Никита явно понял, что я девушка очень не простая, с интересным мышлением, и я, не смотря на манеру говорить, была умной и очень талантливой. Он был в прямом смысле восхищен моей работой, и сроки, в которые я выполняла свои картины, шокировали. Он любил живопись, и у него был друг-художник из Италии, и только он умел так быстро создавать шедевры.
– Никита Валерьевич, а вот это уже не ваше дело.
– Извини, мне не важно, кто там такой Терминатор, конечно, но за велосипед я заплачу, раз уж вина моя. К сумме заказа добавлю сто тысяч, подойдет?
– Сколько?
– Ты снова не расслышала?
– Да нет, просто, по-моему, Вы в ценах на велосипеды не ориентируетесь. Нолик лишний пририсовали.
– Нет, я хочу, чтобы ты купила себе новый хороший велосипед.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Можешь предупредить родителей, чтобы не волновались, – я немного замерла, а Никита оценивающе на меня посмотрел.
– Я что-то не то сказал? – уточнил мой учитель. Он просто не знает правду и не виноват в этом.
– Нет, ничего, просто нет у меня родителей, и не было никогда, – прояснила я ситуацию.
– Извини, не знал, – он испытал неловкость, и его взгляд стал задумчивым.
– Это в любом случае сейчас не важно, – я выдохнула.
Никита неопределенно кивнул и вышел за дверь. Я прошла в ванную комнату и позволила себе принять душ. Ванная комната была огромной. Все вокруг было отделано серебристой кафельной плиткой. Платформа душа была с неоновой подсветкой синего цвета. Я разобралась со стиральной машиной и потом, когда я нашла махровый халат и высушила волосы, переложила вещи в электросушилку.
Я сняла контактные линзы, и теперь мои глаза снова были цвета кофе. Я спустилась на первый этаж и пошла на запах еды.
– Проходи, садись, – отозвался Никита Валерьевич. – Знаешь, я подумал, что это скорее завтрак, чем ужин и приготовил нам глазунью с беконом, тосты и чай. Ты не против?
– Нет, совсем нет, – этот препод еще и готовит… Боже, и как меня угораздило.
– Тогда присаживайся, – я села за стол, и Никита тоже присел. Он начал есть, и я, испытывая неловкость и смущение, тоже приступила к трапезе.
– Коралина, можно тебя спросить, ты вообще родителей не помнишь? – поинтересовался учитель.
– Нет, не помню. Никита Валерьевич, можно мы не будем на эту тему с Вами разговаривать. Это личное.
– Да, я понимаю. Извини, – и потом он посмотрел на мои глаза.
– Что-то не так? – спросила я.
– У тебя глаза стали карими, это ты сняла линзы или наоборот надела, – он снова казался задумчивым. «Где я видел эти глаза, черт возьми? Теперь, когда они такого цвета, то я буду долго ломать голову, пока не вспомню. Наваждение какое-то».
– Сняла, я не блондинка, я шатенка с карими глазами, но иногда я бываю брюнеткой или рыжей. Это зависит от настроения.
– Так мне нравится больше, – добавил мой учитель очень тихо.
На это я не знала, что ответить. Я не чувствовала себя свободно и легко, ведь я находилась на кухне учителя. Сидела с ним вместе за столом и завтракала.
– Спасибо, было очень вкусно, – я поднялась из-за стола и отправилась обратно в комнату.
– Встретимся в семь, снова на кухне. Ты не против овсяной каши?