Графиня де Монсоро
Шрифт:
– Бурбон вместо Валуа, вот и все, монсеньор, потомок святого Людовика вместо потомка святого Людовика.
– Король Наваррский? – воскликнул Франсуа.
– А почему бы и нет? Он молод, храбр. Правда, у него нет детей, но все уверены, что он может их иметь.
– Он гугенот.
– Он! Да разве он не обратился во время Варфоломеевской ночи?
– Да. Но позже он отрекся.
– Э! Монсеньор, то, что он сделал ради жизни, он сделает и ради трона.
– Значит, они думают, что я уступлю мои права без борьбы?
– Я полагаю, что они это предусмотрели.
– Я буду отчаянно сражаться.
– Этим вы их не напугаете. Они старые вояки.
– Я встану во главе Лиги.
– Они ее душа.
– Я объединюсь с моим братом.
– Ваш брат будет мертв.
– Я призову на помощь королей Европы.
– Короли Европы охотно вступят в войну с королями, но они дважды подумают, прежде чем вступить в войну с народом.
– Почему с народом?
– Разумеется. Господа Гизы готовы на все, даже на созыв штатов, даже на провозглашение республики.
Франсуа стиснул руки в невыразимой тоске. Монсоро со своими столь исчерпывающими ответами был страшен.
– Республики? – прошептал принц.
– О! Господи боже мой! Да, как в Швейцарии, как в Генуе, как в Венеции.
– Но я и мои сторонники, мы не потерпим, чтобы из Франции сделали республику.
– Ваши сторонники? – переспросил Монсоро. – Ах! Монсеньор, вы были так ко всему равнодушны, так чужды всего земного, что, даю слово, сегодня у вас остались только два сторонника – господин де Бюсси и я.
Герцог не мог подавить мрачной улыбки.
– Значит, я связан по рукам и ногам, – сказал он.
– Похоже на то, монсеньор.
– Тогда какой им смысл иметь со мной дело, если я, как вы утверждаете, лишен всякого могущества?
– Я имел в виду, монсеньор, что вы бессильны без господ Гизов, но вместе с ними всесильны.
– Я всесилен вместе с ними?
– Да. Скажите слово, и вы – король.
Герцог в страшном волнении поднялся и заходил по кабинету, комкая все, что попадалось ему под руку: занавеси, портьеры, скатерти. Наконец он остановился перед Монсоро.
– Ты был прав, граф, когда сказал, что у меня остались только два друга: ты и Бюсси.
Он произнес эти слова с приветливой улыбкой, которой уже успел заменить выражение гнева на своем бледном лице.
– Итак? – спросил Монсоро с глазами, горящими радостью.
– Итак, мой верный слуга, – ответил принц, – говорите, я слушаю.
– Вы мне приказываете, монсеньор?
– Да.
– Так вот, монсеньор, вот в двух словах весь план.
Герцог побледнел, но остановился, чтобы выслушать.
Граф продолжал:
– Через восемь дней Праздник святых даров, не правда ли, монсеньор?
– Да.
– Для этого святого дня король уже давно замыслил устроить торжественное шествие к главным монастырям Парижа.
– Да, у него в обычае устраивать каждый год такие шествия ради этого праздника.
– И, как ваше высочество помнит, при короле в этот день нет охраны, или, вернее, охрана остается за дверями монастыря. В каждом монастыре король останавливается возле алтаря, опускается на колени и читает по пять раз «Pater» и «Ave», да еще добавляет сверх того семь покаянных псалмов.
– Все это мне известно.
– Среди прочих монастырей он посетит и аббатство Святой Женевьевы.
– Бесспорно.
– Но поскольку перед монастырем накануне ночью случится нечто непредвиденное…
– Непредвиденное?
– Да. Лопнет сточная труба.
– И что?
– Алтарь нельзя будет поставить снаружи – под портиком, и его поместят внутри – во дворе.
– Ну и?
– Погодите. Король войдет, с ним вместе войдут четверо или пятеро из свиты. Но за королем и этими четверыми или пятерыми двери закроют.
– И тогда?
– И тогда… – ответил Монсоро. – Ваше высочество уже знакомы с монахами, которые будут принимать его величество в аббатстве.
– Это будут те же самые?
– Вот именно. Те же самые, которые были там при миропомазании вашего высочества.
– И они осмелятся поднять руки на помазанника божьего?
– О! Только для того, чтобы постричь его, вот и все. Вы же знаете это четверостишие:
Из трех корон ты сдуру Лишился уже одной. Час близок – лишишься второй, Вместо третьей получишь тонзуру.– И они посмеют это сделать? – вскричал герцог с алчно горящим взором. – Они прикоснутся к голове короля?
– О! К тому времени он уже не будет королем.
– Каким образом?
– Вам не приходилось слышать о некоем брате из монастыря Святой Женевьевы, святом человеке, который произносит речи в ожидании той поры, когда он начнет творить чудеса?
– О брате Горанфло?
– О нем самом.
– Это тот, который хотел проповедовать Лигу с аркебузой на плече?
– Тот самый. Ну и вот, короля отведут в его келью. Наш монах обещал, что, как только король окажется там, он заставит его подписать отречение. После того как король отречется, войдет госпожа де Монпансье с ножницами в руках. Ножницы уже куплены, и госпожа де Монпансье носит их на поясе. Это прелестные ножницы из чистого золота, с восхитительной резьбой: кесарю – кесарево.
Франсуа молчал. Зрачки его лживых глаз расширились, как у кошки, которая подстерегает в темноте свою добычу.
– Дальнейшее вам понятно, монсеньор, – продолжал граф. – Народу объявят, что король, испытав святое раскаяние в своих заблуждениях, дал обет навсегда остаться в монастыре. На случай, если кто-нибудь усомнится в том, что король действительно дал такой обет, у герцога де Гиза есть армия, у господина кардинала – церковь, а у господина Майеннского – буржуазия; располагая этими тремя силами, можно заставить народ поверить почти во все, что угодно.