Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
Но чтобы дровосек видел Питу неподалеку от хижины папаши Клуи несущим на руках, да еще в полночь, нечто тяжелое, похожее на женское тело, чтобы папаша Лаженес видел Питу бегущим сломя голову около часу ночи по бурсонской дороге; чтобы Манике поздоровался с Питу, проходящим перед его домом между двумя и половиной третьего, — Питу, которого мы потеряли из виду, когда он находился вместе с Катрин между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами ночи в оврагах, отделяющих деревню Писле от фермы Ну, должен был пройти, чтобы добраться до хижины папаши Клуи, около полутора миль, потом вернуться в Бурсон, то есть отшагать
Однако так как Питу никому не открыл тайн этой ночи, на протяжении которой он проявил свою способность повсюду поспевать, то кроме Дезире Манике, на чье приветствие он ответил, никто больше — ни дровосек, ни папаша Лаженес, — не осмелились бы утверждать под присягой, что не тень, а именно Питу они видели на тропинке, ведущей к папаше Клуи, а также на бурсонской дороге.
Так или иначе, а на следующее утро в шесть часов, когда Бийо садился на лошадь с намерением объехать поля, Питу был дома и, не подавая признаков усталости или беспокойства, проверял счета портного Дюлоруа, к которым присовокуплял в качестве вещественных доказательств расписки тридцати трех своих подчиненных.
Еще один уже знакомый нам персонаж плохо спал в эту ночь.
Это был доктор Рейналь.
В час ночи его разбудил нетерпеливый звонок лакея виконта де Шарни.
Доктор отпер дверь сам, как это всегда случалось, если звонили ночью.
Лакей виконта пришел за ним, потому что с его хозяином случилось несчастье.
Он держал в руке повод другой оседланной лошади, чтобы доктор Рейналь не медлил ни единой секунды.
Доктор оделся в мгновенье ока, сел верхом на коня и пустил его вскачь вслед за конем лакея, поехавшего вперед, как курьер.
Что же за несчастье произошло? Об этом он узнает, приехав в замок. Ему было предложено захватить с собой хирургические инструменты.
Как оказалось, виконт был ранен в левый бок, а вторая пуля задела правое плечо. Похоже было на то, что обе пули были одинакового, двадцать четвертого калибра.
Однако виконт не пожелал изложить подробности случившегося.
Первая рана — в бок — была серьезной, однако особого опасения не вызывала: пуля прошла через ткани, не задев важных органов.
Другой раной можно было и вовсе не заниматься.
Когда доктор закончил перевязку, молодой человек протянул ему двадцать пять луидоров — за молчание.
— Ежели вам угодно, чтобы я держал все это в тайне, заплатите мне, как за обычный визит, то есть пистоль, — отвечал славный доктор.
Приняв луидор, он вернул виконту четырнадцать ливров сдачи, как тот ни упрашивал доктора принять большую сумму.
Однако это оказалось невозможно.
Доктор Рейналь предупредил, что у него на ближайшее время намечены три совершенно неотложных визита и, стало быть, он зайдет к виконту только через день, а потом — еще через день.
Во второй свой визит доктор застал виконта уже на ногах; надев перевязь, поддерживавшую повязку на ране, он мог уже на следующий день сесть на коня, словно ничего не случилось; таким образом, никто, кроме его доверенного лакея, не знал о происшествии.
Приехав в третий раз, доктор Рейналь не застал своего больного. Вот почему он пожелал принять за этот сорвавшийся визит лишь полпистоля.
Доктор Рейналь принадлежал к числу тех редких врачей, которые достойны иметь в своей гостиной знаменитую гравюру, представляющую «Гиппократа, не принимающего даров от Артаксеркса».
Глава 31. ВЕЛИКАЯ ИЗМЕНА ГРАФА ДЕ МИРАБО
Читатель помнит последние слова Мирабо, обращенные к королеве в ту минуту, когда он покидал ее в Сен-Клу и она пожаловала ему для поцелуя руку.
— Этот поцелуй, ваше величество, спасет монархию! — воскликнул тогда Мирабо.
Мирабо должен был исполнить обещание, данное Прометеем Юноне, когда она была близка к потере трона.
Мирабо вступил в борьбу, веря в собственные силы, не думая о том, что после стольких неосторожных шагов и трех неудавшихся заговоров его втягивали в обреченную на провал битву.
Вероятно, Мирабо — и это было бы более осмотрительно — мог бы еще некоторое время бороться, не снимая маски. Однако уже через день после оказанного ему королевой приема по дороге в Национальное собрание он увидел на площади кучки людей и услышал странные выкрики.
Он подошел к столпившимся и поинтересовался, что за шум.
Собравшиеся передавали друг другу из рук в руки странные брошюры.
Время от времени чей-то голос кричал:
— «Великая измена графа де Мирабо! Великая измена графа де Мирабо!» — Ага! — удивился он, доставая из кармана монету. — Кажется, это имеет отношение ко мне! Друг мой! Почем «Великая измена графа де Мирабо»? — продолжал он, обращаясь к разносчику брошюр; тысячи номеров были уложены в корзины, навьюченные на осла; тот размеренно шел туда, куда ему нравилось, таская на себе целую лавчонку.
Разносчик взглянул Мирабо прямо в лицо.
— Ваше сиятельство! Я раздаю ее бесплатно. Шепотом он прибавил:
— Брошюра отпечатана тиражом в сто тысяч!
Мирабо в задумчивости отошел в сторону.
Бесплатная брошюра! Что бы это значило?
И торговец знает его в лицо!
Несомненно, брошюра была одним из глупых или злобных пасквилей, какие тысячами ходили тогда по рукам.
Излишняя ненависть или чрезмерная глупость обезвреживали ее, лишали ее смысла.
Мирабо взглянул на первую страницу и побледнел.
Там был представлен перечень долгов Мирабо и — странная вещь! — этот перечень был абсолютно точен — двести восемь тысяч франков!
Под этим перечнем стояла дата того дня, когда эта сумма была выплачена различным кредиторам Мирабо духовником королевы г-ном де Фонтанжем.
Затем следовала сумма, в которой выражалось его ежемесячное жалованье при дворе: шесть тысяч франков.
И, наконец далее шел пересказ его разговора с королевой.
В это невозможно было поверить; неизвестный памфлетист не ошибся ни в единой цифре; можно даже было сказать, что он не солгал ни единым словом.