Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
Жильбер с удивлением увидел, что он утирает слезу.
— Да что с вами, граф? — спросил он.
— Со мной? Ничего! — отвечал Мирабо. — Знаете ли вы, что новенького в Национальном собрании, у кордельеров и якобинцев? Не источил ли Робеспьер новую речь? Не вытошнило ли Марата очередным памфлетом?
— Как давно вы ели? — спросил Жильбер.
— Не ел с двух часов дня.
— В таком случае отправляйтесь-ка в ванну, дорогой граф.
— И в самом деле, право, вы подали мне превосходную мысль, доктор.
Жан, ванну.
— Сюда, ваше сиятельство?
— Нет, нет, рядом, в туалетную комнату.
Через десять минут Мирабо принимал ванну, а Тайч, как обычно, пошел проводить Жильбера.
Мирабо приподнялся в ванне и проводил доктора взглядом; потом, потеряв его из виду, он прислушался к его шагам; потом замер и дождался, пока не услышал, как открылась и вновь закрылась дверь особняка.
Затем он яростно позвонил.
— Жан, — сказал он, — велите накрыть стол у меня в спальне и ступайте к Оливе, спросите, не соблаговолит ли она отужинать вместе со мной.
Когда лакей уже выходил, Мирабо крикнул ему вслед:
— А главное, цветы, цветы! Я обожаю цветы.
В четыре часа утра доктора Жильбера разбудил неистовый звон колокольчика.
— Ох, — проговорил он, соскочив с кровати, — чует мое сердце, что господину де Мирабо стало хуже!
Доктор не ошибся. Приказав накрыть ужин и украсить стол цветами, Мирабо отослал Жана и приказал Тайчу идти спать.
Потом он затворил все двери, кроме той, что вела к незнакомке, которую старый слуга назвал его злым гением.
Но оба слуги и не думали ложиться; Жан, правда, хоть и был помоложе, прикорнул в кресле в передней.
Тайч не сомкнул глаз.
Без четверти четыре неистово зазвонил колокольчик. Оба кинулись в спальню к Мирабо.
Двери в нее были закрыты.
Тогда они догадались пойти в обход через покои незнакомки и проникли в спальню.
Мирабо, упав навзничь и почти без сознания, крепко сжимал в объятиях эту женщину, несомненно с умыслом, чтобы она не могла позвать на помощь, а она, не помня себя от ужаса, звонила в колокольчик на столе, потому что не могла добраться до другого колокольчика, стоявшего на камине.
Заметив обоих слуг, она стала взывать о помощи, не только для Мирабо, но и для себя: Мирабо в своих конвульсиях душил ее.
Казалось, переодетая смерть хочет увлечь ее за собой в могилу.
Соединив усилия, оба слуги разжали руки умирающего, Мирабо простерся в кресле, а женщина в слезах вернулась в свои покои.
Тогда Жан бросился за доктором Жильбером, а Тайч попытался подать своему господину первую помощь.
Жильбер не стал тратить время на то, чтобы запрячь лошадей или подогнать карету. От улицы Сент-Оноре до Шоссе-д'Антен было недалеко, он поспешил вслед за Жаном и за десять минут добрался до особняка Мирабо.
Тайч ждал внизу, в вестибюле.
— Ну, друг мой, что у вас стряслось? — спросил Жильбер.
— Ах, сударь, — сказал старый слуга, — все эта женщина, опять эта женщина, да еще проклятые цветы; вот увидите, вот увидите!
В этот миг послышалось рыдание. Жильбер стремительно взбежал по лестнице; когда он уже был на верхней ступеньке, дверь, соседняя с дверью Мирабо, отворилась, показалась женщина в белом пеньюаре и бросилась в ноги врачу.
— Жильбер, Жильбер, — простонала она, цепляясь обеими руками за его грудь, — во имя неба, спасите его!
— Николь! — вскричал Жильбер. — Николь! Так это были вы, несчастная!
— Спасите его! Спасите его! — взывала Николь.
На мгновение Жильбер застыл, пронзенный ужасной мыслью.
— Вот как! — прошептал он, — Босир торговал памфлетами, направленными против него, Николь — его любовница! Да, он и в самом деле погиб, потому что за всем этим стоит Калиостро.
И он поспешил в покои Мирабо, хорошо понимая, что нельзя терять ни минуты.
Глава 14. ДА ЗДРАВСТВУЕТ МИРАБО!
Мирабо лежал в постели: он пришел в сознание. Здесь же были остатки ужина, тарелки, цветы — улики не менее красноречивые, чем остатки яда на дне бокала у постели самоубийцы.
Жильбер быстро подошел к нему и, видя его, вздохнул с облегчением.
— А, — выговорил он, — дело все же не так плохо, как я опасался.
Мирабо улыбнулся.
— Вы полагаете, доктор? — произнес он.
И покачал головой с видом человека, знающего о своем состоянии не меньше врача, который подчас хочет обмануться сам, чтобы лучше обманывать других.
На сей раз Жильбер не обратил внимания на внешние симптомы болезни.
Он пощупал пульс: пульс был быстрый и возбужденный. Он посмотрел язык: язык был обложенный и желтый; он осведомился об ощущениях в голове больного: голова была тяжелая и болела.
По нижним конечностям начинал распространяться холод.
Внезапно начались такие же спазмы, как два дня назад; они сводили Мирабо лопатки, ключицы и диафрагму. Пульс, и раньше быстрый и возбужденный, стал перемежающимся и судорожным.
Жильбер прописал те же отвлекающие средства, что вызвали облегчение в прошлый раз.
К несчастью, больной или не в силах был терпеть это мучительное лечение, или не желал исцеляться, но спустя четверть часа он стал жаловаться на такие невыносимые боли в местах припарок, что пришлось их снять.
И начавшееся было улучшение сразу сошло на нет.
Мы не собираемся прослеживать во всех подробностях все фазы этого страшного недуга; скажем лишь, что наутро по городу распространился слух о нем, и на сей раз вести были более тревожные, чем накануне.