Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
— И правильно делает, — смеясь, ответила королева, бросив беглый взгляд на королевские апартаменты.
Эти апартаменты, как мы уже говорили, состояли из трех сообщающихся между собой комнатушек.
Первую из них заняла королева вместе с принцессой, вторая досталась принцесса Елизавете, дофину и г-же де Турзель, а третью, крохотную каморку с нишей, в которой была дверь, выходящая на лестницу, занял король.
Людовик XVI очень устал и решил до ужина немножко прилечь. Однако кровать оказалась такой короткой, что через несколько минут он вынужден был встать, открыть дверь и попросить принести стул.
Гг. де Мальден и де Валори уже находились на своем посту на лестнице.
Г-н де Мальден, который оказался ближе, спустился, взял в столовой стул и принес его королю.
Людовик XVI, в комнате которого был еще один деревянный стул, приставил стул, принесенный г-ном де Мальденом, к кровати, чтобы ему было куда положить ноги.
— О государь! — воскликнул г-н де Мальден, горестно качнув головой. Вы собираетесь провести на этой кровати ночь?
— Разумеется, сударь, — ответил король и добавил: — Впрочем, если все, что мне кричали о бедности моего народа, правда, сколько моих подданных были бы счастливы, имей они такую каморку, такую кровать и пару таких стульев!
И он вытянулся на этом импровизированном ложе, как бы предваряя долгие страдания в тюрьме Тампль.
Через некоторое время их величествам доложили, что кушать подано.
Король спустился вниз и увидел на столе шесть приборов.
— А почему шесть? — удивился он.
— Ну как же, — принялся объяснять слуга. — Один для короля, один для королевы, один для Мадам Елизаветы, один для принцессы, один для дофина и один для господина Петиона.
— А почему тогда нет приборов для господ Барнава и Латур-Мобура? поинтересовался король.
— Они были, государь, — отвечал слуга, — но господин Барнав велел их убрать.
— И оставить прибор господина Петиона?
— Нет, это сам господин Петион настоял, чтобы его прибор оставили.
В этот миг в дверях появилась исполненная важности, нет, даже не важности, а суровости физиономия депутата от Шартра.
Король сделал вид, будто не видит его, и объявил слуге:
— Я сяду за стол только со своей семьей. Мы едим либо в семейном кругу, либо с теми, кого мы сами приглашаем. В противном случае мы вообще не будем есть.
— Я знал, — вступил Петион, — что ваше величество забыли первую статью Декларации прав человека, но надеялся, что вы хотя бы притворитесь, что помните ее.
Король опять же сделал вид, будто не слышит Петиона, и взглядом приказал слуге убрать прибор.
Слуга исполнил приказ. Разъяренный Петион удалился.
— Господин де Мальден, — велел король, — закройте двери, чтобы мы остались в своем кругу.
Г-н де Мальден исполнил приказ, и Петион имел возможность услышать, как за его спиной захлопнулась дверь.
Вот так король поужинал со своей семьей.
Прислуживали ему, как обычно, оба гвардейца.
Шарни же так и не появился; не будучи больше слугой, он продолжал оставаться рабом королевы.
Правда, в иные моменты такая пассивная покорность уязвляла королеву как женщину. В продолжение всего ужина обеспокоенная Мария Антуанетта искала глазами Шарни. Ей очень хотелось, чтобы, поначалу подчинившись, он наконец ослушался ее.
Когда король, отужинав, отодвинул стул, собираясь встать из-за стола, отворилась дверь, ведущая в гостиную, и появился слуга, который от имени Барнава попросил их величеств соблаговолить сменить апартаменты и занять комнаты на втором этаже.
Людовик XVI и Мария Антуанетта переглянулись. Вероятно, им, храня достоинство, следовало бы отвергнуть любезность одного, дабы наказать за хамство другого. Похоже, король и собирался это сделать, но дофин помчался в гостиную, крича:
— Где мой друг Барнав?
Королева последовала за дофином, а король за королевой.
В гостиной Барнава не было.
Из гостиной королева перешла в комнаты. Их было три, как и на верхнем этаже.
Они, конечно, выглядели не изысканно, но, во всяком случае, опрятно.
Горели свечи, правда, в медных канделябрах, но зато их было в достатке.
В пути королева несколько раз вскрикивала от восторга при виде цветущих садов; комната королевы оказалась в изобилии убрана самыми роскошными цветами лета, но окна были раскрыты, чтобы в ней не застаивались терпкие ароматы; на окнах висели муслиновые занавески, не позволявшие нескромному взору следить за августейшей пленницей.
Обо всем этом позаботился Барнав.
Несчастная королева испустила вздох: шесть лет назад подобные заботы брал на себя Шарни.
Кстати, Барнав оказался настолько деликатен, что не появился, дабы выслушать благодарность.
Вот так же поступал и Шарни.
Но откуда у незначительного провинциального адвоката такая же чуткость и тонкость, как у самого элегантного и изысканного человека при дворе?
Да, тут было о чем поразмыслить женщине, даже если эта женщина — королева.
И часть ночи королева провела в раздумьях над этой странной загадкой.
Но что делал в это время граф де Шарни?
Он, как мы видели, по знаку королевы удалился и с той поры не показывался ей на глаза.
Долг буквально приковывал его к Людовику XVI и Марии Антуанетте, и Шарни был счастлив, что приказ королевы, о причинах которого он даже не задумывался, позволяет ему некоторое время провести в одиночестве и отдаться собственным мыслям.
Все эти три дня он жил в таком стремительном темпе, жил, если можно так выразиться, настолько отчужденно от себя ради других, что ничуть не был раздосадован, когда ему позволили ненадолго отрешиться от чужого горя и предаться собственному.
Шарни был дворянином старой закалки и главным образом человеком, преданным семье; он безмерно любил братьев, для которых был, скорей даже, не старшим братом, а отцом.