Графиня Калиостро
Шрифт:
Боманьян закончил свою обвинительную речь. Рауль не знал, что и думать. Эта женщина и вправду выглядела чудовищем, но Боманьян вызывал к себе ненависть и отвращение.
Графиня Калиостро поднялась со скамьи, взглянула противнику прямо в лицо и произнесла все так же насмешливо:
— Я не ошиблась, вы уготовили мне костер инквизиции.
— Будет так, как мы решили, — отвечал Боманьян. — Ничего не помешает нам исполнить справедливый приговор.
— Приговор? По какому праву он будет вынесен? Какое отношение ко мне имеют все ваши планы, тайны? Повторяю, я невиновна. Освободите меня!
Боманьян не смог сдержать возглас удивления:
— Освободить?! Освободить вас, чтобы вы продолжали свои пагубные деяния? О, нет! Сейчас вы в наших руках и понесете кару.
— Кару? Но за что? И от кого? Есть ли среди вас хоть один истинный судья, который знал бы, где истина и где ложь, где подлинная причина, а где лишь правдоподобная возможность?! Найдись здесь такой судья, он только посмеялся бы над вашими дурацкими обвинениями и беспочвенными доказательствами!
— Слова, одни пустые слова! — воскликнул Боманьян. — Увы, сударыня, нам нужны веские доводы, говорящие в вашу пользу. Что вы можете противопоставить свидетельству моих собственных глаз?
— Стоит ли мне защищаться, ведь вы заранее решили погубить меня.
— Решение принято нами только потому, что ваша вина очевидна.
— Я стремилась к той же цели, что и вы, не отрицаю. Значит, в этом и заключается вся моя вина? Вот для чего вы шпионили за мной, разыгрывали комедию любви? Если вы оказались обманутым, тем хуже для вас! Если вы доверили мне тайну, о которой я узнала гораздо раньше из бумаг Калиостро, тем хуже для вас! В этом ваше преступление, а не мое.
— Вы убийца, сударыня! — вновь загорелся гневом Боманьян. — Это вы столкнули в пропасть Сент-Эбера, это вы нанесли смертельный удар д'Изновалю!
— Повторяю, эти имена я слышу впервые.
— А мое имя? Быть может, мое имя вам тоже неизвестно? И вы никогда не следили за мной?
— Никогда.
Это запирательство так рассердило Боманьяна, что он даже перешел на «ты»:
— Но я видел тебя, Жозефина Бальзамо! Видел ясно, как сейчас! На моих глазах ты пыталась подсунуть мне яд!
Она покачала головой:
— То была не я.
Боманьян чуть не задохнулся от негодования:
— Какая наглость!
Она спокойно положила руку ему на плечо:
— Вы потеряли голову от ненависти, Боманьян. Ваша душа святоши восстала против греховной страсти, охватившей вас. Но, может быть, вы все же позволите мне сказать несколько слов в свою защиту?
— Это ваше право. Однако поторопитесь. Отпущенное вам время на исходе.
— Что ж, постараюсь быть краткой, — с той же удивительной, завораживающей улыбкой Джоконды отвечала она. — Взгляните внимательно на миниатюру, написанную в 1816 году в Москве. На ней изображена я, не так ли?
— К чему вы клоните? — спросил Боманьян.
— Найдите потайную кнопку с тыльной стороны миниатюры, нажмите на нее — вы увидите другой портрет: улыбающаяся женщина, на ее прелестной головке тончайшая вуаль, ниспадающая до бровей. Не правда ли, это тоже я?
И пока Боманьян следовал ее указаниям, она набросила на голову легкую вуаль, прикрыв ею свой лоб. Она приопустила веки, отчего ее лицо приняло необычайно привлекательное выражение.
Боманьян, сравнивая портреты с оригиналом, вполголоса повторял:
— Это вы… Вы…
— Вы вполне уверены?
— Нет ни малейшего сомнения.
— Тогда прочтите надпись справа.
— «Сделано в Милане в одна тысяча четыреста девяносто восьмом году», — чуть слышно произнес Боманьян.
— В 1496 году! Четыреста лет тому назад! — она засмеялась так весело и искренне, что у Рауля замерло сердце.
— Вы удивлены? — продолжала Жозефина. — Я знала о существовании этого двойного портрета и долго искала его. Поверьте, здесь нет никакого чуда. Я не стану убеждать вас в том, что служила художнику моделью четыреста лет тому назад. Нет, все гораздо проще. Перед вами лицо Девы Марии — фрагмент картины «Святое семейство» Бернардо Луини, миланского живописца, ученика Леонардо да Винчи. — Она вновь приняла серьезный вид и говорила, не давая противнику опомниться: — Теперь вы поняли, к чему я клоню, господин Боманьян? Между Девой Марией с итальянского портрета, юной особой с московской миниатюры и мною есть редчайшее, фантастическое, но тем не менее бесспорное сходство. Вы допускаете, что на этих картинах могут быть запечатлены три совершенно разных женщины? Но тогда почему бы не предположить, что преступница, увиденная вами у себя в комнате, была вовсе не я? Она похожа на меня, она-то и вправду могла быть виновна в смерти ваших друзей.
— Я видел вас своими глазами! — возразил Боманьян, бледный от возмущения.
— Но разве вы не видели своими глазами портрет, написанный двадцать пять лет назад, миниатюру, которой восемьдесят лет, и картину, созданную более четырехсот лет тому назад, и на всех изображена одна и та же женщина… Вы хотите сказать, что это я?
Она повернула к Боманьяну свое юное прекрасное лицо, открыла в улыбке сверкающие зубки. Теряя терпение и уступая ее обаянию, он прошептал:
— О, колдунья, иногда я начинаю верить в тот вздор, что произносят твои уста. От тебя можно ожидать всего… Послушайте, у женщины на миниатюре обнажено плечо, и на белой коже груди видна черная родинка. Такая отметина есть и у тебя. Покажи ее всем!
Смертельная бледность покрыла его лицо, по нему струился холодный пот. Он протянул руку к ее платью, коснулся закрытого корсажа. Но она оттолкнула его руку, воскликнув возмущенно и с достоинством:
— Довольно, Боманьян! Вы, кажется, не отдаете себе отчета в своих поступках, обращаетесь со мной, словно я и в самом деле была вашей любовницей. Но это же неправда! Гордость не позволяет вам признаться в своем поражении, и вы самым жалким и недостойным образом пытаетесь убедить себя в том, чего не было и быть не могло. В течение нескольких месяцев вы волочились за мною, лежали у моих ног, умоляя и угрожая, но ни разу вам не удалось даже поцеловать мне руку. Вот почему вы так разгневаны. Не сумев завоевать мою любовь, вы решили меня погубить, представив меня вашим друзьям как отвратительную преступницу, шпионку, колдунью, исчадие ада. Нет, Боманьян, вы положительно не ведаете, что творите, не ведаете, что произносят ваши уста. Вы видели меня в вашей комнате, когда я подбрасывала вам ядовитую пилюлю? Полно, опомнитесь! Вы приводите в свидетели свои собственные глаза, но ими безраздельно владел мой образ, и лицо другой женщины вы приняли за мое. Та женщина, по-видимому, встала на тот же путь, по которому идем мы все, ищет то же самое. Возможно, ей достались какие-то бумаги графа Калиостро и она взяла себе одно из его имен — маркиза де Бельмонт, графиня Феникс… Найдите ее, Боманьян! Ведь именно ее вы и видели, и лишь галлюцинация вашего расстроенного рассудка стала причиной лживого, нелепого обвинения, которое вы на меня возвели.
Итак, все это не более чем детски-наивная комедия, разыгранная незадачливым влюбленным, и я имею все причины пребывать в вашем обществе не как преступница, а как ни в чем не повинная женщина, которой ничто не угрожает с вашей стороны. Я знаю, что, несмотря на весь свой угрюмый вид, в глубине души вы добрые и порядочные люди, и вы не способны обречь меня на смерть. Быть может, вам, Боманьян, я внушаю страх, но неужели найдутся здесь те, что готовы повиноваться вам и стать палачами? И что же тогда? Вы собираетесь замуровать меня в подземелье? Держать меня в какой-нибудь жуткой и мрачной темнице? Пускай! Но знайте: нет таких подземелий и темниц, из которых я не сумею вырваться! Судите же меня, выносите свой приговор. Я не скажу больше ни слова!