Графы Лудольф
Шрифт:
Неудивительно, что граф Головкин не только не вызвал ни малейшей симпатии у неаполитанской королевской четы, но позволил себе напечатать сатирические стихи, посвященные королеве Марии Каролине и принял участие в создании резкого памфлета на царствующую особу. Разумеется, после всего этого он был вынужден покинуть Неаполь. То ли дело красавец граф Андрей Кириллович Разумовский-первый полномочный министр России в Неаполитанском королевстве (1777–1784), в которого была безумно влюблена Мария Каролина. Говорят, королева рыдала, когда Екатерина приказала Разумовскому переехать в Вену.
Итак, Екатерине Великой за некорректное поведение своего дипломата Головкина пришлось срочно отозвать его на родину.
Об этом русская императрица писала
«Головкин был отозван после того, как совершил по отношению к королеве Неаполитанской тысячу всяких дерзостей, да к тому же имел еще большую дерзость рассказать мне в длинном письме обо всем, им совершенном».
Вот такой дипломатический инцидент произошел между Неаполем и Россией много лет тому назад.
И еще одна запись из дневника Фердинанда Бурбонского от 15 мая 1799 года:
«Dormito molto inqueto… Alzatomi prima delle cinque… Venuta una fregata inglese con consolantissime. Notizie dei progressi delle Armate Imperiali in Italia».
«Спал плохо, тревожно… Встал раньше пяти… Приплыла английская фрегата с обнадеживающими новостями об успешном продвижении имперской армии по Италии…»
Речь, конечно же, идет о войне с французами.
Любопытно описание итальянцами выдающегося русского полководца Александра Васильевича Суворова:
«26 апреля русские войска находятся в Лекко, а австрийские 27 апреля входят в Кассано, разгромив французские войска, вынужденные отступать и оставить Чизальпинскую республику. 28 апреля австро-русские войска входят в Милан, где бесчинствуют, насилуют и жестоко мстят местному населению.
Русскими войсками командует граф и князь, бесстрашный генерал Александр Васильевич Суворов (1730–1800). Этот Суворов был человеком малого роста и очень худым, постоянно пребывавшим в нервном состоянии, с пронзительным взглядом, слишком большим ртом и морщинистым лицом.
Он не желал видеть рядом с собой зеркал, может потому, что сам пугался своего внешнего вида. Одевался генерал во все белое, ходил в большущих сапогах по моде и носил при себе огромную саблю… Поговаривали, что Суворов ел сырое мясо… Он был типом эксцентричным, этаким комичным героем, будившим всех рано утром петушиным криком. Общаясь с ним, люди либо смеялись, либо у них от страха замирало дыхание в груди».
Вернемся к графу Гульельмо Костантино.
Полномочный министр Неаполитанского королевства Лудольф еще во времена правления Екатерины Великой активно сотрудничал с Российским государством, помогая России отстаивать свои политические интересы.
Из работы Зоновой Т.В. «Россия и Италия: история дипломатических отношений»:
«Неаполитанская дипломатия сыграла важную роль в период русско-турецких мирных переговоров. На неаполитанского посла в Константинополе графа Лудольфа и герцога Серракаприолу была возложена деликатная миссия – разъяснить турецкому султану двойную игру Пруссии, которая, стремясь добиться приобретений в Польше, соглашалась на все требования России и одновременно уверяла Турцию в своей готовности оказать ей поддержку, а также довести до его сведения об изменении в связи с внутриполитическими трудностями намерений Англии оказать военную поддержку Порте.
Екатерина приказала сообщить Серракаприоле содержание английской и прусской секретных нот, считая, что они могут быть использованы неаполитанскими дипломатами как средство давления на Турцию.
Российско-неаполитанское дипломатическое сотрудничество получило высочайшее одобрение императрицы. В своем письме к канцлеру Безбородько Екатерина писала: «Сей двор (неаполитанский) нам оказал в нынешнее время более прочих дружбы и чистосердечия».
В рескрипте Екатерины II от 21 февраля 1793 года М.И. Кутузову с секретной инструкцией «по делам политическим» (сборник «Русские полководцы») находим неопровержимые подтверждения того уважения и особенного расположения самой русской императрицы к неаполитанским дипломатам графам Лудольф:
«После происшествия, в Неаполе случившегося, малое участие двором сим приобретенное от бывшей у нас мирной с турками негоциации, само собою исчезает. Со всем тем однакож обыкши отдавать справедливость усердию к услугам нашим, соизволяем, чтоб Вы обоим министрам короля Сицилийского графам Лудольф, буде их там найдете, оказывали всякую приветливость и дали им уверение о нашем к ним благопризнании».
В письме М.И. Кутузова В.П. Кочубею от 15 марта 1794 года «О состоянии дипломатических дел в турецкой Пере (Архив ВПВ МИД СССР – Сношения России с Турцией (сборник документов «Русские полководцы»)) великий русский полководец так характеризует графа Гульельмо Костантино Лудольфа:
«Неаполитанский посланник граф Лудольф душевно привязан к интересам России, но малые его способности делают, что внушения его при Порте не успешны. Ему должно пересказать слово в слово то, что внушить Порте должно; а инако повредит он всякое дело. Реис-эфенди, ведая слабость Лудольфа, часто призывает его на свидания и охотно с ним о делах разговаривает».
Уже в письме к императрице Кутузов пишет следующее:
«В реляции моей под № 33 1 доносил я всеподданнейше Вашему императорскому величеству, что неаполитанский министр имел с реис-эфендием тайную конференцию, коей предмет не известен был ни мне, ни другим министрам; ныне сие открылось чрез один из наших каналов и от самого графа Лудольфа. Порта вознамерилась возобновить ходатайство об тарифе чрез партикулярную переписку с министерством Вашего императорского величества и для переписки писем избрали графа Лудольфа».
Еще одно подтверждение, что важная межгосударственная переписка между Российской империей, Неаполем и Турией происходила непосредственно через графа и полномочного министра Гульельмо Костантино Лудольфа, содержится в депеше № 32 от 1789 года австрийского канцлера, князя В. Кауниц-Ритберга австрийскому Чрезвычайному и Полномочному Послу графу Л. Кобенцлю в Санкт-Петербурге (АВПР. Ф. Сношения России с Австрией):
«Не могу не поделиться с Вами совершенно неожиданным известием. Вчера князь Голицын конфиденциально сообщил мне, что несколько времени тому назад он получил от своего двора приказание послать русского курьера с депешами от своего двора в Неаполь и добиться того, чтобы курьер был оттуда отправлен в Константинополь с теми депешами под видом неаполитанского курьера; он должен был отвезти банкиру Хипсу заемные письма для покрытия расходов на содержание и оказание помощи русским военнопленным, находящимся там. Князь Голицын добавил, что в Неаполе сочли неудобным послать русского курьера под видом неаполитанского, а потому посланный вернулся сюда обратно, и князь Голицын отправил его в Петербург. Я не мог скрыть от князя Голицына моего удивления по поводу того, что для простой отправки заемных писем, которые могли быть легко пересланы через банкиров, считали нужным посылать курьера и что князь сообщил мне об этом теперь, а не в момент отправки. Кроме того, предложение, сделанное русским двором в Неаполе без нашего участия и даже без нашего ведома, должно было, конечно, казаться несколько подозрительным. Все это носило бы совсем другой характер, если бы курьер вез только заемные письма или мы были бы об этом предупреждены и если бы воспользовались нашими услугами для того, чтобы просить неаполитанский двор отправить эти заемные письма с неаполитанским курьером в Константинополь к графу Лудольфу. Если же дело касалось не передачи заемных писем, но других важных и секретных вопросов, тогда непонятно, как могли прибегнуть к такому способу, при котором нужно было довериться неаполитанскому послу в Петербурге, неаполитанскому послу в Вене и министру короля Обеих Сицилий; в этом случае естественно было предположить, что это не останется тайной для нас».