Грамматика современного японского языка
Шрифт:
— Добавьте еще, что это отправлено лично мною — Гиммлером, — сказал я.
— Яволь, рейхсфюрер, — Закс убрал в карман карандаш, ни один мускул на его каменном лице так и не дрогнул.
— И каким образом Сталин мне на это ответит?
— Пока что безопаснее работать именно через дипломатов, — объяснил Закс, — Думаю позже, если вам удастся наладить постоянный контакт с большевиками, можно будет привлечь наших разведчиков в Швеции. Они смогут пересылать сообщения быстрее. Но вы сами понимаете: контакты абвера с большевиками просто опасны, мы тем
Я кивнул:
— Само собой, никакого мира не планируется, Закс. Я просто провоцирую Сталина, пытаюсь внести смуту между ним и англичанами, по приказу фюрера, это же очевидно.
Закс на это только плечами пожал:
— Это уже не мое дело, мой господин. Мое дело — связь.
Дело, конечно, не его, но я должен был это сказать. Просто чтобы прикрыть себя на случай возможных проблем. Хотя я отлично отдавал себе отчет, что если информация о моих переговорах со Сталиным просочиться наружу — мне вероятно конец. Тогда я стану в Рейхе врагом для буквально всех, даже для моих людей.
— Верно, Закс, — согласился я, — И вы делаете свое дело хорошо. Я вас повышаю в звании: до обергруппенфюрера. И призываю помнить о секретности порученного вам дела.
Закс просто вытянулся по стойке смирно:
— Благодарю, рейхсфюрер.
И всё. Обрадовался ли Закс — хрен его знает. Судя по всему, у Закса позиция простая: «дедушка старый, ему все равно». И меня это более чем устраивало.
Я с облегчением выбрался из машины спецсвязи на свежий воздух. Меня слегка потряхивало, а уж вспотел я так, что мундир можно было выжимать. Но дело я, пожалуй, сделал, и это главное.
Вольф меня уже ждал:
— Ольбрихт прибыл, рейхсфюрер. С делегацией. Прикажете сразу всех убить? Или арестовать?
— Не нужно, — я поморщился, — Я же дал Ольбрихту гарантии безопасности, так что придется его выслушать. Кроме того, раз он приехал сюда — значит, он храбрый человек. А такие офицеры Рейху еще пригодятся. Вот что, Вольф… Пусть Закса повысят, до обергруппенфюрера. И всем моим связистам из этой машины — выдать премии.
Я очень надеялся, что хорошие деньги заставят этих парней до поры до времени молчать о моих переговорах со Сталиным.
— А железные кресты?
— Железных крестов на сегодня уже выдано достаточно, — отмахнулся я.
— Как скажете, шеф.
— В чьем ведении у нас военные атташе при заграничных посольствах, Вольф?
— Формально? Подчиняются МИДу. Риббентропу.
— А на самом деле?
— На самом деле их всех уже давно курирует абвер.
Я призадумался. Я не помнил, а скорее никогда не знал, кому в Третьем Рейхе подчинялся абвер — мне или военным.
И Вольф, как хороший пёс, почуял настроение хозяина, так что поспешил подсказать:
— Абвер в ведении командования Вермахта, шеф. Не думаю, что сейчас мы можем им доверять.
Я вздохнул:
— Ясно. Благодарю за напоминание. Я все еще не могу отделаться от последствий ночного ритуала в моем замке, Вольф. Это было потрясающе, но темные ритуалы частенько бьют по психике. Поэтому я и слегка не в себе. А тут еще и этот проклятый мятеж, и ситуация с фюрером…
— Понимаю. Ваша работоспособность и воля в этот тяжелый момент поражает нас всех, рейхсфюрер, — Вольф тут же принялся активно осыпать меня комплиментами.
Вообще, этот мужик мне не нравился. Он верен Гиммлеру и исполнителен, но явно трусоват, да и склонен подлизываться не по делу.
Но сейчас мне не до Вольфа. Меня ждал Ольбрихт, и еще судьбы мира.
Эрнст Закс, шеф службы связи СС
Первое покушение, Берлин, 1 мая 1943 10:42
Мятежная военщина ждала меня в конференц-зале клиники «Шарите». В коридоры, ведущие к залу, по моему приказу подогнали целый ?? — Sturm (то есть сотню человек), чтобы в случае необходимости, если слова не помогут, решить вопрос пулями.
Но, конечно, хотелось бы избежать силового варианта. Бунтовщики все еще контролировали рейхсканцлярию, Бендлер-блок, Дом Радио и еще несколько ключевых объектов в Берлине. Кроме того: этот заговор против фюрера явно зрел уже давно, так что неясно, сколько у бунтовщиков спящих агентов в Вермахте, в том числе на фронте. Военные все еще могут меня прикончить, а потом радостно продолжить войну с СССР. Причем теперь, когда верхушка Рейха по моей милости отправилась в преисподнюю, Вермахт еще, не дай Бог, может в этой войне и победить.
Ну а что? Заключат мир с англичанами и американцами, откажутся от гитлеровских доктрин о «славянских унтерменшах» и продолжат свой «крестовый поход против коммунизма». Только теперь будут воевать в союзе с Западом, да еще считать себя праведниками, а не нацистами-фанатиками и утверждать, что «воюют против Сталина, а не против русского народа». При таких раскладах их военная, экономическая и идеологическая мощь возрастут многократно. А вот меня такой вариант не устраивал совершенно. Тем более меня не устраивало, что я создал такой вариант моими собственными руками, фактически помог германской военщине.
Война должна быть остановлена любой ценой, мир с СССР должен быть заключен, причем на условиях, выгодных для наших, а не для немцев. Особенно теперь, когда я начал переговоры со Сталиным. Теперь мне отступать уже некуда. Вот поэтому-то я и собирался говорить с Ольбрихтом, а не пускать ему пулю в башку. Военные могут стать отличными союзниками в моих планах, я не мог допустить, чтобы они стали моими врагами, только не сейчас.
На встречу с Ольбрихтом я взял с собой Вольфа, трех моих адъютантов и мою дочку Гудрун.