Грань: Сила
Шрифт:
Ощущение тела на полную. Кто где? Удалось! Противники растянулись цепочкой, маг огня что-то орет, не двигаясь с места, недалеко от него толстяк, меня догоняет худосочный, а за ним белобрысый парень, среднего телосложения, походу пора.
— Стой, тварь. — Кричит худенький, зря он так, только дыхалку сбивает.
Прыгаю на какой-то поваленный ствол впереди, гася инерцию, приседаю и сразу отталкиваясь ногами посильнее: лечу в первого преследователя — вес, помноженный на квадрат скорости, сносит неумеху,
— Ах ты, чернь, — кричит блондин, прыгая на меня, нога вытянута вперед, руки в стороны — не птица, не взлетит. Смещаюсь вперед и в сторону, хватаю за свободную голень, что так призывно торчит снизу, легкий рывок и оставшимся импульсом от прыжка парня крутит в воздухе, неудачно он падает на спину, ну хорошо не на голову.
Ногу на ладонь — хруст, и с размаху пыром по руке, слышу треск, нет, не локоть, кость — срастется. Прыжок к первому, повторить процедуру. Страшный крик разносится по округе, худой вырубился, наверняка болевой шок.
— Да кто ты такой? — третий усилитель наконец добегает до меня.
Поиграем в футбол, широкий шаг-прыжок влево, вправо, снова влево — я за спиной горе-противника, а теперь бегом к главной проблеме.
— Тебя казнят, — верещит трехбуквенный, пытаясь наколдовать что-то, марево так и струится вокруг.
Перехожу с бега на быстрый шаг, ладонь лодочкой и со всей дури по уху. Ошеломленный противник падает мешком. О, я с армии еще помню это чувство: не понимаешь, где низ, где верх, тело ватное, в голове шум. Поднимаю за шиворот ушлепка.
— Все нормально, ты можешь стоять, ты справишься, — начинаю приговаривать, — ты сильный, не падай.
Удар в солнечное сплетение бросает парня передо мной на колени, глаза выпучены, силится вздохнуть.
— Еще раз подобное повториться, результат тебе не понравится, — взяв за волосы, прошептал ему в лицо. Немного дернув за скальп, завалил сына старосты на спину и повернулся к полному.
— Ну а теперь твоя очередь, — улыбка на моем лице списана с икон нашего мира: доброта и всепрощение так и светятся.
— Нет, не подходи ко мне… тварь, ты тварь… тебя казнят за нападение на будущих учеников, — начал причитать парень, пока я к нему, не торопясь, шел. Значит меня казнят, а их бы по головке погладили? Странная логика. Надо бы по быстрее закончить, скоро набегут, но моральное давление никто не отменял — очень хочется, чтобы парень смирился со своей участью.
Когда я служил, нас не учили драться, не было рукопашки или чего-то подобного, но избивать нас старшие учили хорошо, на своей шкуре я многое испытал, а потом эту науку передавал дальше, как и многие до меня.
Не придумав ничего умнее, третий преследователь развернулся, я только этого и ждал: рывок, удар-зацеп по задней ноге, парень пропахал носом землю. Хруст ладони под сапогом, испуганный крик, переходящий в ор от боли, ох и накрутил он себя, сразу вырубился, даже обмочился, по-моему.
— Что здесь происходит? — зычный крик главы каравана разнесся над поляной.
А я че? Я ниче, стою, никого не трогаю. Набежали люди, охрана, все смотрят на меня. Да плевать. Как было в том фильме: «Недостаточно победить в одной драке, надо победить во всех сразу.»
— Ты, — обратился глава каравана ко мне, — в мою палатку. Этих убогих — к лекарю, быстро. Пока не отдали богу душу.
Кому чего отдавать? От сломанных рук не помирают, накручивает меня, наверное.
Дойдя до шатра, караванщик оттянул полу и пропустил меня вперед. Расположившись на циновке, он стал на меня смотреть, как на преступника. Долго смотрел, если это было моральное давление, то я даже не заметил.
— Ты будешь наказан. — начал кряжистый и замолчал. Наверное, ждал чего-то.
Прошло некоторое время — я молча смотрел ему в глаза.
— За избиение учеников академии тебя положено казнить, — снова пытался донести до меня свою мысль глава.
— Казните. — основа переговоров: не дать оппоненту хоть каких-то козырей.
— Пойдем, — встал хозяин палатки, — сейчас и приведем в исполнение приговор.
Я поднялся и пошел за мужиком, мы двигались в конец лагеря, где рубили дрова для ночлега. Ой и блефует, он не может никого потерять, мы — деньги. По сути, он даже использовать нас не может — таскать грузы и все остальное, но, как в той пословице: «все пошли, и я пошел».
— Клади голову на колоду, я сам все сделаю. — строго заявил караванщик.
Ну попробуй, я мысленно хмыкнул и спокойно выполнил просьбу.
— Просить оставить тебя в живых не будешь? — с интересом уточнил палач.
— А зачем? — итак ясно, что оставит, острастки нагонит и сдаст назад.
— Ты сейчас умрешь если что. — давил на меня мужик.
— Тогда разрешите просьбу? — обреченно проговорил я.
— Конечно. — прислушался караванщик, видимо, ожидая, что я начну просить пощады. Не на того ты попал, друг.
— Не тяните, пожалуйста. — положил я голову поудобнее на деревянный пень.
Глаза мужика полезли на лоб и он … расхохотался.
— А ты мне нравишься, слушай, а давай я не буду тебя казнить, а просто накажу, как-нибудь. — сдал позиции мой несостоявшийся палач.
— Нет, тогда лучше сразу голову рубите. — нельзя оставлять козырей.
— Ты совсем не боишься смерти? — он закинул топор на плечо и подбоченился.
— Боюсь. Но дело не в смерти. Я ни в чем не виноват, меня не за что ни наказывать, ни, тем более, казнить, — я поднял голову с колоды, но пока не встал, жаль, равное положение не занять, не так убедительны слова.