Грань Земли
Шрифт:
* * *
Они бегали, носились по торговым центрам, рынку, через все его палатки, примеряли модные кроссы – китайские реплики дорогих брендов, что завозились прямиком из Азербайджана. Мерили бриджи, рубашки и шорты, раскрашенные в звёздно-полосатый.
Иногда им перепадало угощение в виде солидных кусков сладких сочных арбузов, привезённых братскими народами из тёплого Узбекистана.
И они бегали по кафешкам, где любили затариваться инжиром и финиками, ели манты, плов и шаурму, а могли закусить пиццей и бургерами с кока-колой.
Затем бежали в книжный магазин, чтобы полистать русских классиков в новых обложках
В то время хорошие книги раскупались быстро, да и денег было немного, поэтому Дамиру пришлось стать настоящей ищейкой и буквально биться до последнего за каждую ценную находку всяческими путями, пусть даже окольными. Например, ещё в детстве подловчиться торговаться с матёрыми барыгами и прожжёнными торгашами. Следить за объявлениями в газетах и журналах, дружить с библиотекарями. И всё это для брата.
Макс и вправду наслаждался чтением, погружаясь в новые миры и проживая жизни персонажей. Дамиру нравилось приносить брату книги, удивлять и любоваться довольной миной, смотреть как тот читает и познает прозу, науку, религию, психологию, историю, но он не ограничивался ими. Дамир таскал брата по всем этим историческим, литературным, шахматным, пинг-понг, кубик-рубик кружкам, которые и требовали всё это читать, чтобы не отстать от группы. Дамир таскал его повсюду, где в его голову могли запихнуть чего-нибудь полезного да побольше, чтобы хоть что-то и застряло в мозгах на всю жизнь и быть может даже пригодилось, вытащило бы его хоть из одной передряги, продвинуло в жизни. Какая никакая, а ниточка к успеху. Фундамент.
А когда Макс ленился, в ход шли убеждения и угрозы, пряники и кнуты, аргументы и всяческая поддержка указать цель, обозначить ориентир, дать направление, но не забыть окутать нежностью и заботой, которые грели и вспоминались Максу, пока он лежал в капсуле.
Глава 17
Стояла середина весны. Та самая пора болезненно-яркого солнца, когда на коже бесноватых рыжеволосых девиц можно заметить веснушки. Апрельские лучи уже припекали, но в воздухе ещё сновали отголоски зимы, поэтому в тёплой куртке было жарко, а в ветровке холодно. Для Макса и Дамира это был восьмой год жизни.
Макс расковыривал штыковой лопатой снежные корки перед воротами дома, а Дамир разбрасывал их совковой лопатой прямо на дорогу, где их раздавливали проезжающие автомобили.
– А зачем так?
– Бывало спросит Макс.
– Смотри, весь этот снег прячется под другим оледенелым снегом, видишь?
– Объяснял Дамир.
– Агась.
– Кивал Макс.
– Эта корка – настоящая магическая броня…
– Как кевлар?
– Да, как кевлар. И чем больше ты его раскидаешь, тем быстрее он растает.
– Но он же всё равно растает! Давай лучше сходим в магазин за жвачками, лимонадом, мороженным, шоколадками, кексами, маффинами, берлинским булочками и арахисовой пастой?!
– Мечтательно спрашивал Макс.
–
– Отмахивался Дамир.
– Для начала поработаем, нагуляем аппетит, а после можем прокатиться на великах, пошлифовать на рыхлом снегу.
На такие предложения Макс, бывало, выпячивал нижнюю губу и бубнил.
– Но у меня цепь слетает, да и шина спускает чутка.
– Фигня! Цепь натяну, а колесо отнесём в шиномонтажку, там заштопают, а мы пока наделаем корабликов и пустим их в плавание, я научу!
– Но мы ведь будем делать разные модели? Не одну и ту же как всегда!?
– Лады.
– Отправим в путешествие целый флот, и последуем за ним, чтобы оберегать отважных героев, словно древние боги! И если течение прибьёт их к водосточным сеткам, освободим корабли и переправим в иные миры, чтобы нас узнавали по именам и флагам.
Дамир не мог не улыбаться, слушая это. А как-то раз Дамир настрогал для брата рогатку из душистой хвои, и Макс просто влюбился в неё. Мир открылся для него с новой стороны как череда мишеней, которые можно обстрелять. Бутылки, окна старых домов.
И как-то раз во двор ворвалась одна противная ворона. Она стала подворовывать мясо у мирно сидящей на цепи старой немецкой овчарки, причём так нагло и бесстыдно с самолюбованием, будто подвиг какой совершала. Макс тут же разозлился, увидев сию несправедливость. Тогда он достал рогатку и начал стрелять, но от волнения промахивался. Ворона таки схватила кусочек мяса и улетела восвояси. Никакие уговоры не остановили Макса броситься в погоню к дереву, что росло перед соседским домом напротив. Макс с трудом карабкался на этом совершенно прямом и оттого скользком тополе, цепляясь за редкие ветви и подтягиваясь всё выше и выше. С карманами, отвисшими под грузом набитых камешков, и рогаткой, надетой на шею. Макс замер, достал рогатку и камешек, когда увидел ворону на ветке, она чистила пёрышки, зажал камешек в тетиве, начал натягивать и прицеливаться. И вот воронья головёшка на прицеле, рука напряжена, злость придала сил и резинка впервые натянулась так сильно до скрипа и треска. Макс едва дышал. Но вдруг он что-то услышал, какой-то тонкий писк, и рука дрогнула. Камень выстрелил, но пролетел на миллиметр правее от вороньей головы, пока она раздавала кусочки мяса каркающим воронятам.
Макс слез с дерева и весь ободранный вернулся домой.
– Ну как?
– Спросил его тогда Дамир.
– Промазал.
– Коротко ответил Макс.
– Но ведь прежде ты ни разу…
– В этот раз не повезло.
* * *
Тэсса проснулась в темноте библиотеки. Протёрла сонные глаза, затем поднялась и побрела. Едва-едва, сквозь муть меняющегося пространства, где желания отразились неясными очертаниями комнаты для рисования, а секунду спустя обрисовали расплывчатый силуэт гостиной с её ламповыми оттенками. Но доводы разума одержали вверх, и Тэсса вышла наружу в поле, где её оставил Дамир.
Дом с его рыжими огоньками и жидко-кристально-зеркальным телом носился вокруг, а Тэсса лишь слабо поглаживала этого «зверя», пока не удовлетворившись лаской, он не умчался за горизонт, по расслаивающемуся рельефу. Чего же не хватало этому миру? Каких витаминов и минералов? Впрочем, как и самой Тэссе.
Она зябла на ветру, изнемогала, ломило в костях. В воздухе витало что-то болезненное, отчего кожа становилась сухой и бледной. Тело разваливалось, а сама Тэсса чувствовала себя полёвкой в бесплодном одиноком поле, на котором не соберёшь запасов для вечно голодной и холодной русской зимы.