Грань Земли

Тюдор Адам

– Что значит конец?!
– Потребовал Макс.

Пандора грустно улыбнулась.

– Моё время как хранителя ядра истекает, это место не из тех, где можно просто остаться, даже будучи хранителем, ты растворяешься мало-помалу. Теперь же твоя очередь нести это бремя, когда есть то, чему можно научиться и цели, которых можно достичь. Я верю, у тебя всё получится! Но прошу, используй всё обретённое лишь во благо мира и неё!

Пандора и Макс взялись за руки, и что-то в них стало меняться, перетекать друг от друга. Макс всё ещё видел Пандору до странного иной, не похожей ни на что в этом месте, её столь бурная изменчивость и непостоянство, дым, за которым не разглядеть её души, не похожую ни на один из оттенков чёрного и в тоже самое

время похожая на всё сразу. Что-то в ней было. Пока они держались за руки, Пандора становилась всё эфемернее, и вместе с ней стиралось всё вокруг, вся красота здешних пейзажей, порождённых её разумом, все изобретения и механизмы.

– Береги Тэссу, она есть луч надежды для этого мира!
– Услышал Макс далёкое эхо голоса, когда уже ничего не осталось.

Но то были слова тени или даже призрака.

Макс остался на чистом холсту, который ему предстояло наполнить его собственным виденьем красоты, силы и ума...

ЭПИЛОГ

После щелчка город начал быстро оправляться. Видение масс сотворило чудо, и жизнь в Бугульме вернулась в прежнее русло, но ничто не исчезает бесследно. Многие из горожан вспоминали случившееся, как отголоски дурного сна. Столь яркий поначалу, он, как и любой другой, растворялся в сознании, забывался, и фантомы былого всё реже и реже являли себя, изредка возвращаясь в ночных грёзах. Это породило череду страшилок, сказок и городских легенд, передаваемых из поколения в поколения.

* * *

Мужчина высокий и поджарый коротковолосый брюнет, тот самый похититель-незнакомец вспыхнул молнией в пустоши, сотканной из пепла, где всегда царит сумрак, глаза начинают болеть и слезиться, а от воздуха першит в горле. И пока ты идёшь по выжженной траве между россыпью голых деревьев, под ногами хрустят чьи-то кости, настолько сухие, что по своей хрупкости больше напоминают ветки, и агония смертей их хозяев впивается в пятки иглами боли.

Сколько шагов не сделай, пейзаж не изменится. И только шагая на север, до круга деревьев, можно найти сияющий жемчужным светом куб, к которому прикован ослабший и измождённый с поникшей головой Гомизид.

– Я-то думал ты такой важный, весь в делах, слышь? А тут нате вам, целое, мать вашу, посещение! Визитёрствуете, сударь?
– Гомизид рассмеялся, открыл глаза и приподнял их к гостю.
– Санька, ну, чего молчишь? Где мои любимые берлинские булочки с сахарной пудрой и шоколадной начинкой? И кофе, кофе боярину!
– Гомизид помахал ручкой, бренча цепью, но Саня всё молчал.
– Так ты и есть мой сказочный принц, а значит я твоя Рапунцель?!
– Гомизид как мог в своём сидячем положении застряс телом.
– Ну хватит пожирать меня взглядом, маньяк, не в службу, а в дружбу, подсоби, а? Ну хоть спинку почеши, затекла же, как никак мы бывшие коллеги! Друзья по цеху, вместе кашу варили, один унитаз драили!

Саня хмыкнул.

– Ты сидишь на привязи, словно пёс, и выдавливаешь из себя колкости. Считаешь, это разумно?
– Спросил Саня.

На это Гомизид пригрозил ему указательным пальцем.

– Я тебе напомню, если ты забыл, ты меня кинул! Так что имею право! И моя сеструха, которая Элайя, в прошлом со своим орденом меня как Тузик грелку! Да-да, ту самую, которую ты в пух и прах. А теперь, спустя века, ты такой заявляешься сюда и критикуешь меня за сарказм?!
– Гомизид назидательно покачал головой.

– Когда-то у меня были на тебя виды, я дал тебе не один шанс проявить себя, но ты не оправдал надежд и тщаний. Ты талантлив, но твоё эго всё только портит, и поэтому ты никогда себя по-настоящему не реализуешь. По этой же причине мне пришлось тебя слить.

– Саня, ты просто фантастическое хамло! Мне стыдно за тебя!

– Уж прости…

–

Ты только не подумай, я теку от нашей задушевной трепотни, но ты снимешь котика с дерева или как?
– Спросил Гомизид.

А Саня сжал кулак, и Гомизид захрипел, стал судорожно глотать воздух и закатывать глаза.

– Саня! Я всё осознал! Прости, прости!

– Я вдруг кое-что понял. Понял, что с моей памятью было что-то неладное. Понял, что я никогда слишком углублённо не интересовался ни тобой, ни твоей семьёй, ни вашей ролью в этом мире, словно какая-то сила скрывала это знание от меня. А теперь, когда завеса пала, я хочу знать всё до последнего.
– Саша разжал кулак, и Гомизид задышал спокойнее.

– Но и ты никогда не делился подобным о своей персоне!
– Улыбнулся Гомизид.
– Знаешь, что самое забавное, а ведь и моё внимание страдало от подобного недуга! Как и у всей моей семьи, полагаю, об этом позаботилась моя матушка… Сколько же зим я её не вспоминал, так странно, ну, она умеет это, уходить от лишнего внимания, уж на это она мастерица. Не стирать из памяти, что вызвало бы подозрения, а как бы заставлять разум вспоминать о ней лишь в последнюю очередь, будто она и вовсе не представляет из себя какой бы то ни было значимости. Скорее всего, она наложила это заклятие на весь мир, если даже ты, Саня, о ней позабыл. А ведь именно она тот гений, что сконструировала тварей, способных питаться переработанными эмоциями и чувствами, то есть нас.

– Но почему вдруг заклятье спало?

– Может быть потому, что она лишилась поддержки некоего колоссального источника энергии?
– Предположил Гомизид.

– Может быть. Так с какой целью вы были созданы?

– Ну, когда ты лично знаешь кого-то с большой буквы Б, цель всегда одна – выживание! Моя мама первая догнала, что человеческими эмоциями можно питаться. А так уж случилось, что человек не может выразить всего, что в нём сокрыто, да ему и не нужно столько, поэтому излишки рассеиваются вокруг, витают в воздухе, а иногда намертво впитываются в землю и предметы и до них уже непросто добраться. И потом, чтобы высосать всё, потребовалось бы невероятно огромное количество времени, вечность, брат!
– Воскликнул Гомизид.
– Поэтому мама придумала чистку, так называемый сбор урожая, когда все души и их чувства обращались бы в чистую энергию хаоса, которую мама поедала, это продлевало ей жизнь и придавало сил. Она получала всё и сразу, а мы были её сосудами, куда на время вливался весь собранный хаос, но и цена была соответствующей. Планета вымирала вместе с воплощениями, чтобы затем переродиться вновь для очередного посева. Конечно, само по себе это не работало, кому-то нужно было запачкаться. К примеру, поместить катализатор в ядро, девушку, которая в нём же и рождалась, за восемнадцать лет до того, как урожай полностью созреет, и всё благодаря инженерному гению моей матери. Вот вам и подарочек к её дню…

– Ну-ну, не отвлекайся.

– И детки слушались её. Но правда в том, что моя дорогая мамаша была чокнутой сукой, а её воспитание нас дефектным. Отсюда и педагогические казусы вроде того, что моим сестричкам и братишкам уже после уничтожения третьей расы опротивело это самоубийственное поклонение производителю. Они пустились в пляс и сделали ноги. Эти негодники даже нашли способ очеловечить свои стихии, сделать себе партнёров и дилеров в одном лице, используя мистические практики и рунное чудачество, только бы скрасить бесконечный вечерок. Так, воплощения и их половинки – очеловеченные стихии познавали друг друга, и казалось, мир благоволил им. А затем они прознали об оружии, которое мама готовит против них, и что же сделала моя драгоценная семейка, прознав об угрозе? Они взялись дружно за руки и наваляли мамаше, у неё как раз заканчивался последний сухпаёк. Бедняга голодала, но у неё хватило сил, чтобы закончить своё лучшее творение — меня!
– Гомизид осклабился.
– Убивашку воплощений. Мама подумала – зачем нужна целая шобла, если всё может делать один? Оставалось только заполучить их благодати, и дело было в кепке. Вот она и заслала меня, чтобы я устроил им тёмную…