Грань
Шрифт:
Потом по очереди вышли на связь все наши люди, сообщая, что они видели, а по большей части не видели, каждый со своей позиции. Фигура, украдкой приближавшаяся к складу, неожиданно остановилась.
Я услышал в наушниках шепот:
— Докладывает второй. Он заметил «додж». Машина чем-то заинтересовала его.
Я промолчал. Детали мне сообщат, когда их выяснят. Просить у профессионала дополнительную информацию — пустая трата времени. Это как предупреждать об осторожности человека, который собирается прыгнуть с пятого этажа. Вот и я просто вытер о брюки свои вспотевшие ладони.
— Говорит
— Говорит второй. Подтверждаю движение. Его в самом деле интересует «додж».
— Там у нас установлено какое-нибудь оборудование? — спросил один из агентов.
— Нет, — ответил Фредди. — Там пусто. Но дайте ему покрутиться вокруг… Четвертый, видите что-нибудь еще? Лавинг не показывался?
— Никак нет.
Потом:
— Докладывает второй. Партнер подошел ближе… Рука в кармане… Оглянулся. Теперь что-то достал из кармана. Это мобильник.
Взяв свой длиннофокусный бинокль «Альпен, 10x32», я начал обследовать квадрат, но напарника не увидел.
Стараясь успокоить дыхание, слишком поверхностное и частое, я мысленно повторял одну из своих извечных мантр: «Камень, ножницы, бумага. Камень, ножницы, бумага».
И именно в этот момент я отчетливо услышал хруст.
Прямо у меня за спиной.
Похолодев, я медленно повернул голову.
Держа пистолет с глушителем, направленным точно на меня, Генри Лавинг бросил быстрый взгляд себе под ноги, и его рот искривила гримаса недовольства. Мол, и как это меня угораздило не заметить эту сухую ветку и наступить на нее?
12
Лавинг сразу заметил фрагмент бронежилета, видневшийся из-под моей курки, и потому чуть приподнял ствол, целясь мне в ничем не защищенную шею.
Его белевшая в темноте левая рука зашевелилась, отдавая мне безмолвные команды.
Я поднялся. Мне было велено снять наушники и микрофон связи, а потом и слуховое устройство от радара. Далее — извлечь пистолет из кобуры с помощью только большого и указательного пальцев.
Я исполнил все это, не сводя с него совершенно спокойного, оценивающего взгляда.
Теперь становилось яснее, как развивалась до сих пор наша игра. Лавинг догадался, что его заманивают в ловушку, и принял решение, пользуясь ситуацией, добраться непосредственно до меня. Рациональное решение. Поэтому он и приказал напарнику задержаться у «доджа», не приближаясь к самому складу, что тот, несомненно, сделал бы, если бы Лавинг не почуял подвоха.
Но и зная, что на него расставлен капкан, он пошел на риск. Не ради того, разумеется, чтобы добраться до Райана Кесслера, а с целью похитить меня. А уже я после соответствующей обработки скажу ему точно, где находится Кесслер. Внезапно в шкуре одного из своих клиентов оказался я сам.
Тусклые глаза Лавинга на мясистом и невзрачном лице бизнесмена средних лет мгновенно оценили окружающую обстановку и не зафиксировали никакой угрозы в этом месте, одинаково отдаленном и от командного поста, и от помещения склада.
Я вдруг осознал, что еще никогда не находился так близко от человека, который замучил и убил моего учителя. В Род-Айленде во время сорвавшейся
Сейчас ни я, ни он не произносили ни слова. Беседа со мной входила, конечно, в его планы, но позже, на заднем сиденье его машины или в другом таком же мрачном, всеми забытом складском здании где-нибудь у черта на рогах. Вероятно, Лавинг уже сейчас прикидывал, сколько примерно я продержусь, прежде чем выложу ему местонахождение Райана Кесслера.
Генри Лавинг знал, что я заговорю. Рано или поздно говорить начинали все.
Мой пистолет, рация и мобильный телефон валялись на земле, но Генри Лавинг понимал, что времени у него немного, и жестом поманил меня ближе к себе.
Шагнув вперед, я поднял руки на уровень плеч, показывая, что не опасен, но в то же время не сводя с него глаз. Я просто не мог отвести от него взгляда. Но не потому, что взор его был пристальным и пронизывающим, хотя и из-за этого тоже. Просто его глаза стали последним, что видел умиравший Эйб Фэллоу. В этом я нисколько не сомневался — пуля, убившая Эйба, была выпущена с короткой дистанции и угодила ему в лоб. Значит, эти двое смотрели в тот момент друг другу в глаза. Я часто думал, порой часами, прежде чем заснуть, о том, какими они были — последние секунды жизни Эйба. Он выдал тогда местонахождение пяти клиентов, находившихся под его защитой. А я все это слышал по не отключившемуся во время столкновения телефону. Между тем моментом, когда Эйб шепотом назвал адрес последнего из своих подопечных, и смертельным для него выстрелом прошло примерно тридцать секунд. Что происходило в этот кратчайший промежуток времени? Что отражалось на их лицах?
Вероятно, в этом заключалась подлинная причина моего страстного желания поймать Генри Лавинга. Он не просто убил Эйба Фэллоу. Он заставил его прожить последние мгновения жизни в мучительной агонии и отчаянии.
С бессильно разведенными в стороны руками я невольно задумался о том, что приходит в голову каждому «пастуху» при подобных обстоятельствах: долго ли я продержусь под пытками?
«Лавинг не использует никаких современных технологий. Обычно ему достаточно применить обыкновенную наждачную бумагу и спирт, но на самых чувствительных органах человеческого тела. На первый взгляд не впечатляет, но срабатывает поразительно эффективно».
Хотя на этот раз вопрос мой был из области чистой теории. Просто мысль, непрошено пришедшая мне в голову, когда я сделал шаг вперед.
Потому что, хотя все это выглядело иначе, проигрывал сейчас не я.
Поражение должен был потерпеть Генри Лавинг.
Ведь настоящей наживкой в задуманной нами ловушке был не заброшенный склад, где предположительно укрывался Райан Кесслер.
Подлинной «блесной» в этой ловле был я сам.
Иными словами, «механизм» капкана срабатывал не так, как ожидал Лавинг. И теперь настало время пустить его в ход.