Гранатовое зернышко

Акулова Мария

Сабир был абсолютно седым, что голова, что усы будто усыпаны снегом. На фоне смуглой, быстро загоравшей от малейшего промелька солнца кожи, это выглядело очень контрастно.

Миру казалось иногда, что глядя на отца, он смотрит в зеркало – очень уж они были похожи.

– Проходи, милый. Проходите все… Чего мы стали в коридоре-то? – первой опомнилась мама, возглавила колонну возвращающихся вглубь квартиры.

– Лала, дай брату полотенце, Наирчик, возьми у меня зелень, отнеси на стол, а я на кухню. Сабир, yemkxana bir kafedra gtirin⁶,

пожалуйста…

Одно из типичных отличий таких семей, как у Мира, – постоянное смешение языков. Русский, азербайджанский, украинский, даже иногда английский – звучали то тут, то там.

Бывало, предложение начинается на одном, а заканчивается на другом. Вопрос звучит на русском, а ответ – на азербайджанском. Стоит заговорить об учебе – и Лала переходит на украинский, потому что так легче, чем переводить в голове всю медицинскую терминологию, которой овладела отличница-первокурсница. А скоро в их доме все заговорят на еще одном новом языке – языке племени «агу-агу», попопоцелуев и прочих нежностей. Осталось совсем чуть-чуть и Бабаевых станет на одного больше.

Как в любой истинной восточной семье, указания главного генерала не обсуждались. Главным генералом, конечно же, была мама… Тоже как в любой истинной восточной семье. Поэтому все разошлись в поисках стульев, полотенец, зелени и прочих приключений…

– Зарос – жуть, – Лала стояла в дверях ванной, следя за тем, как Мир моет руки. Шкодность в этой взрослой детке к семнадцати годам не пропала. Иногда Мир до сих пор гонял ее по родительской квартире, чтоб в конце концов поймать и хорошенько потрепать по пышной кучерявой шевелюре. А вредине только того и нужно.

– Для тебя старался, дай поцелую, – Мир не растерялся, резко развернулся, обрызгав каплями с рук зеркало, стены, а главное – сестричку, а потом схватил в охапку и начал целовать в щеки вырывающуюся пищащую Лалу.

– Отпусти, дурак! Мама!!! – как и все младшие, ябедничать Лала обожала, поэтому стоило Миру ее отпустить, заливаясь хохотом, как она тут же побежала к маме – прятаться за юбкой и жаловаться.

– Дамир, милый, не трогай ты ее, видишь же, какая у нас трусиха… – мама же не то, чтобы пожурила сына, скорей подбросила еще больше поленьев в костер их с Лалой игры в соперничество. – Лучше бери казан, неси в столовую, будем садиться.

За большим овальным столом было достаточно просторно – семье Бабаевых было куда расти.

Во главе сел Сабир, мама – Сара – напротив, ближе к выходу в кухню, чтоб если вдруг что – сбегать за недостающим на столе.

Мир с Лалой с одной стороны, Наира – с другой. Рядом с ней было место еще для одного постоянного члена их вечерних посиделок – Кярима – мужа, но его сегодня не было.

– Бисмиллах⁷, – считается, что без такого благословения, в пище достатка нет, поэтому Сабир никогда об этом не забывал.

– Давайте, дети, налетайте… – мама же благословила по своему – по-генеральски, и ослушаться никто не посмел. Налетели так, будто неделю голодали.

Стол ломился: плов с мясом и курагой, долма, густая довга⁸ в пиалах, кутабы⁹ – с зеленью и сыром, с мясом, присыпанные барбарисом, мясо в гранатовом соке, свой хлеб, тепличные огурцы с помидорами, острые маринованные баклажаны, которые есть могут только настоящие мужчины – то есть Сабир и Лала. У остальных желудок этой вкуснятины не выдерживает – начинает бунтовать. Отдельная тарелка со всевозможной зеленью – без этого вообще никуда.

Ели они долго, вдумчиво, разбавляя трапезу беседами.

О планах Наирки с Кяримом на послеродовое время, о планах Лалы на лето – бабушки зовут в гости, в Баку, а подружки тянут в тур по Европам. И зная Лалу, все члены семьи прекрасно понимают, что куда бы их беда ни поехала, везде сумеет устроить переполох. А бабушки уже старенькие… Хотя Европа ведь тоже немолода… И неизвестно, кого жальче.

О Мире. О его работе…

– Напомни, сын, что ты сейчас…?

– Семью позорит, пап, что ж еще?

– Вот поросенок! – Сара погрозила Лале пальцем, а Мир только хмыкнул… и своровал с тарелки сестрицы последний помидорчик, за что получил пинок под столом и тяжкий вздох.

– Работаю в Баттерфляе. Имагин очень просил. Ему не до того сейчас – жена рожает скоро, он реабилитацию проходит после аварии, а прошлый управляющий воспользовался ситуацией – своровал то, что в наличке хранилось и не учитывалось, свинтил. Надо было быстро проблему решать, вот мы и пытаемся…

– Давно уже пытаетесь, да?

Отец к занятию сына относился спокойно – будучи человеком умным и образованным, а еще наблюдательным, уверенным в себе, опытным, умел различать вопросы управления и ту содомию, которая подчас творилась в заведениях, подобных этому.

Вот Лалу в Бабочку никто сроду бы не пустил, Наира и не рвалась особо никогда, а Миру уже и запрещать что-то давно поздно, да и сомневаться в себе он отцу повода не давал.

– Место как проклятое, честно, – откинувшись на стуле, Мир чувствовал себя спокойно и расслабленно. Так бывает только в кругу семьи и избранных друзей. Еще, говорят, так бывает со своей женщиной. Но он еще такой не встречал. – Вечно какие-то проблемы.

– Так может… перепрофилировать?

– Где там… Имагину принципиально спасти Баттерфляй как Баттерфляй, да и есть там одна… – Мир хмыкнул.

– Кто?! – Лала тут же ожила. Хотя все, прошедшее после нападения Мира на ее тарелку, время сидела с таким лицом, будто хоронила украденный помидор.

– Заноза, – Мир глянул на сестру. – Как ты, но лет на десять старше… И злее… И языкастей…

– Познакомишь? – младшая Бабаева же не на шутку заинтересовалась.

– Эй, тпру, Лала-ханым, – тут уж вмешалась мама. – Еще чего мне не хватало.