Гранд-адмирал. Том седьмой
Шрифт:
Да, существовали и другие схожие способности. Истощение Силы, например, которое позволяло ультимативно лишать противника Силы, вытягивая ее до тех пор, пока цель не умрет. Основатель династии ситов-бейнитов, Дарт Бейн, мог создать вокруг себя сферическое смертоносное поле из чистой энергии темной стороны, которое мгновенно уничтожало любого, кому не повезло оказаться в радиусе его действия.
Другим приложением было Уменьшение силы, которое представляет собой Силу, позволяющую пользователю наносить урон здоровью и жизненной силе противника. При достаточной концентрации пользователь мог ослабить тело и разум противника
Но, все эти приемы объединяло одно — все они были донельзя изматывающими. Буквально настолько, что восстановив свои повреждения, атакующий сит был не в силах даже двигаться. Собственно, все сложные техники как Темной, так и Светлой Сторон не позволяли преодолеть предел биологического организма, не разрушив его, слив сознание пользователя с Силой.
Вот только… Это делал Дарт Вейдер.
Избранный.
Человек, чье могущество в Силе было столь велико, что затмевало даже мощь, которой обладал магистр Йода, один из старейших и мудрейших джедаев. А про таких, как Асока, и говорить нечего.
Конечно, потеряв сперва руку, а, затем и остальные конечности, сгорев и превратившись в киборга, Дарт Вейдер уже не мог похвастаться теми же силами, какие у него были. Но… Дело в том, что даже слабейшие из адептов Силы, к какому бы лагерю они не относились, прекрасно могли, действуя на границах своих сил, сделать невозможное.
В том числе и вытянуть, несознательно, жизнь из своей любимой.
— И… после всего этого, ты остался служить Императору? — спросила тогрута.
— Я был потерян, раздавлен, сломан, заперт в костюме, который поддерживал мою жизнь, но при этом был моей же тюрьмой, — продолжал Энакин, закрыв глаза. Он как будто боялся смотреть в реальность. — Все, ради чего я творил ужасные вещи — перешел на Темную Сторону, убивал джедаев, юнлингов, без суда и следствия казнил лидеров сепаратистов — все это потеряло смысл. Я убил Падме и, верил в то, что убил нашего нерожденного ребенка. Нет боли сильнее, чем понимать — ты сам реализовал будущее, которого хотел избежать любой ценой. Боль, которая пронзила тогда мой разум, сразила меня окончательно. Вплоть до тех самых пор, пока Император не сообщил мне, что повстанец, уничтоживший первую «Звезду Смерти» — сын Энакина Скайуокера.
— Твой сын! — вспылила Асока. — Как ты мог не понять уже тогда, что Император обманывал тебя? Как ты вообще поверил ему на слово?
— Мне больше ничего не оставалось, — вздохнул Энакин. — Император… Он не просто коварен. Если бы коварство было ребенком, то он был бы его родителем. Каждое его действие — это интрига с двойным, а то и тройным дном. Думаешь, я не обдумывал то, что произошло? Каждый день я прокручивал в своей голове события, начиная со своей встречи с Оби-Ваном Кеноби и Квай-Гоном Джинном. Шаг за шагом, сопоставлял факты.
— И к чему это тебя привело? — спросила Асока. — Ты ничего не сделал, чтобы отомстить! Я не говорю о тебе, как о джедае, я говорю о тебе, как о сите. Разве сит прощает подобное обращение с собой?
— Дарт Вективус хорошо тебя обучил, — мрачно посмотрел на нее Энакин. Или, все же Дарт Вейдер? — Да, ситы не прощают предательства, хоть это и есть путь Темной Стороны.
— Избавь меня от лекций, — Асока начала
— Тебе нужно закрыть свои незаконченные суждения, — понимающе кивнул Вейдер. — Ты хотела убить меня и тем самым отомстить за разрушение Ордена джедаев.
— Мне бы этого очень хотелось, — горло в самый непредвиденный момент сдавило и твердый голос сменился надрывным выкриком.
Скайуокер, потупив взгляд, посмотрел в сторону своего сына.
— Если ты надеешься потянуть время, чтобы он пришел в себя и смог избавиться от меня, то не стоит, — предупредила Асока, вытянув руку в сторону Скайуокера-младшего. — Как только я почувствую в нем колебание Силы, я прикончу его. Несколько секунд, и твой первенец погибнет.
Энакин посмотрел на нее, потом на лежащего до сих пор без движения, но все еще живого, Люка. Затем, вернул свой взгляд к бывшей ученицы.
— Я не намерен обманывать тебя, Шпилька, — пояснил он. — Больше — нет. Не хочу причинять еще больше боли тем, кто у меня остался.
— Жаль, что у тебя не было этих мыслей, когда ты отправил Рекса и других клонов, с которыми ты бок о бок прожил всю Войну Клонов, в свою лабораторию на Эгоне-IX, — сквозь зубы процедила Асока. — Или когда устраивал облавы на джедаев по всей галактике. Или когда проводил масштабные зачистки непокорных Империи планет. Или…
— Мои грехи можно перечислять бесконечно, — сказал Энакин. — Я не ищу оправдания, я не прошу меня простить. Потому что сам себя не могу простить. Как не могу смотреть в глаза своим детям, которых пытал, намеревался убить или переманить на Темную Сторону.
Асока ждала чего угодно, но только не того, с каким равнодушием бывший джедай скажет это.
— Всё? — уточнила она. — Ты просто скажешь это и думаешь, что за свои грехи не придется платить?
— Думаешь, служить центром равновесия в галактике, которая так и норовит разойтись по швам или пасть на одну из радикальных сторон — это не наказание? — спросил Энакин.
— Поэтому тебя никогда нет рядом? — решила уточнить Асока. — Ты занят там, на других планах бытия?
Сомнительно, что Энакин Скайуокер, который пришел на помощь к своему сыну на грани его гибели, вот так просто мог проигнорировать возможную угрозу, которая преследовала его детей. Конечно, масштабную угрозу, а не выстрел из бластера над ухом.
Он только что доказал — ему не наплевать на своих детей. По крайней мере, если верить записям из блоков памяти R2 — своего первенца Скайуокер решил спасти, не отдав дело на волю случая и здравомыслия Асоки.
— Поддерживать равновесие… — Энакин задумался, — это очень непросто… Я как будто стою перед огромным пультом, размером со всю галактику, а каждая планета, каждая луна, каждый астероид или комета — это отдельный переключатель с кучей положений. И никаких инструкций… Знаешь, а это даже иронично. В Ордене считали, что я принесу равновесие в Силе. Отец хотел от меня того же… Но никто не говорил, что для этого я должен быть жив. Возможно, что смерть и есть мое наказание за все то, что я сделал при жизни.