Гранды. Американская сефардская элита
Шрифт:
Г-н Пиза Мендес, гладколицый мужчина за семьдесят, выглядящий по крайней мере на двадцать лет моложе (у него нет ни малейшего признака седины), не считает, что миссис Хендрикс много знает об истории сефардов, и не стесняется говорить об этом. Миссис Хендрикс, в свою очередь, не слишком высокого мнения об исторических теориях г-на Пиза Мендеса. Несмотря на то, что эти два человека имеют дальнее родство (через дореволюционного раввина Гершома Мендеса Сейшаса), выросли вместе, часто встречаются на одних и тех же вечеринках и заседаниях комитетов, они почти всегда вежливо, но твердо враждуют между собой. Всех, кто собирается обсуждать сефардское прошлое, миссис Хендрикс предупреждает: «Осторожно, Пиза!». Мистер Мендес при этом небрежно замечает: «Розали обычно не знает, о чем говорит». Так продолжается уже много лет. Господин Мендес, вполне обеспеченный, держит офис в центре города, где управляет делами своего поместья, а свободное
Такие люди, как г-жа Генри Хендрикс, считают, что г-н Пиза Мендес уделяет слишком много времени тому, чтобы возвеличить память своего отца, покойного преподобного Генри Перейры Мендеса, который почти полвека, с 1877 по 1920 год, был раввином общины Шерит Исраэль. Создается впечатление, что г-н Мендес пытается возвести своего отца в ранг святого, что неуместно для религии, в которой нет святых. Безусловно, ни один человек не почитает своего отца больше, и в этой связи г-н Мендес предлагает тщательно проработанную схему родословной своего отца. Эта родословная, менее беспристрастная, чем у доктора Стерна, концентрируется в основном на предках, добившихся заслуг или проявивших героизм. Например, один из дедов, Давид Аарон де Сола из Амстердама, отмечен как «объемный ученый». Однако при более внимательном изучении семейного древа Мендесов в своеобразной капсуле истории раскрывается история сефардов: откуда они пришли и что им пришлось пережить. Самый ранний из обнаруженных предков Мендесов — Барух бен Исаак ибн Дауд де Сола, живший в IX в. в испанском королевстве Наварра, в то время пустынном регионе, до возвышения и могущества которого оставалось еще более ста лет. Однако уже в следующем поколении мы встречаем Михаила ибн Дауда де Сола, переехавшего в южный город Севилью, великую мавританскую столицу, где он добился звания «врача». С этого момента в родословной г-на Пизы Мендеса мы можем наблюдать, как предки де Сола занимают видное положение в мавританской Испании. Один из предков был «ученым ивритским автором», другой — «раввином и ивритским поэтом». Наконец, в конце XIII века один из де Сола получает благородное имя «дон». Это был дон Бартоломе де Сола, получивший свой титул от Александра IV Арагонского.
На протяжении нескольких поколений у де Сола все шло хорошо. (Один из них был «раввином Испании»). Затем, в Гранаде, в 1492 г., мы видим, что Исаак де Сола был «изгнан» и «бежал в Португалию». На протяжении долгих инквизиционных лет де Сола исчезают из записей, и мы представляем себе, как они скитаются по Европе, переезжают из города в город, пытаясь найти место, где можно пустить корни. В XVI веке один из де Сола появляется в Амстердаме. Но в то же время некоторые де Сола, видимо, оставались в Португалии и, притворившись христианином, смогли скрыться от инквизиторов, так как уже в 1749 году мы видим Аарона де Сола, родившегося в Португалии, бежавшего в Лондон, где он «отбросил свое марранское имя», христианский псевдоним, который он использовал, чтобы держать своих преследователей в узде. В том же году его сын также бежал из Лиссабона, но предпочел отправиться в Амстердам. С этого момента и в Амстердаме, и в Лондоне, и, в конце концов, в Нью-Йорке, мы видим, как семья де Сола восстанавливает свои силы вплоть до Элизы де Сола, которая вышла замуж за Абрахама Перейру Мендеса II, отца раввина, которого так почитает г-н Пиза Мендес.
Между тем, на стороне Мендеса в семейном древе были не менее яркие фигуры. Например, донья Грасия Мендес — красавица, известная в Португалии под христианским псевдонимом леди Беатрис де Луна. Когда ее богатый муж умер, она, все еще как леди Беатрис, отправилась в Антверпен, где, благодаря своей внешности и деньгам, стала большой светской фигурой. Она жила во дворце и давала великолепные балы, на которые стремились попасть все титулы Бельгии, включая короля. Она также проявила себя проницательной деловой женщиной и, торгуя состоянием своего мужа на антверпенской бирже, значительно увеличила его. На одном из маскарадов незнакомец в черном плаще с капюшоном шепнул ей: «Вы тайная еврейка?» — в Бельгии того времени это было непопулярно. Это было достаточным предупреждением для леди Беатрис, которая на следующее утро сняла свои деньги в антверпенских банках и отправилась в Амстердам, где быстро собирался анклав хорошо устроившихся сефардов. Здесь можно было вернуть свое настоящее имя доньи Грасии Мендес, что она и сделала, преуспев на голландском фондовом рынке.
Г-н Пиза Мендес считает, что его отец помог основать нью-йоркскую больницу Монтефиоре; он также оказал влияние на создание Нью-Йоркской гильдии еврейских слепых, чей ежегодный бал по сбору средств стал самым модным событием в жизни еврейской верхушки города. Пожалуй, самым значительным его поступком стал выбор преемника — любимого всеми доктора Давида де Сола Пула, который почти полвека был раввином Шерит Исраэль. Раввин Мендес заметил молодого ученого, который оказался
Доктор Пул, который сейчас является почетным раввином, сам глубоко интересовался сефардским прошлым и является автором двух огромных томов: Старая вера в новом мире» — история американских сефардов, и «Портреты, высеченные на камне» — серия биографических очерков о сефардах, покоящихся на старейшем еврейском кладбище Америки, расположенном на нью-йоркской площади Чатем. У доктора Пула, которому сейчас за восемьдесят, овальное, с высоким лбом, безмятежно-созерцательное лицо и белая борода. Говорят, что когда он проходит через синагогу, то похож на фигуру самого Бога.
«Доктор Пул не хотел бы, чтобы я так говорил, но он похож на Христа», — говорит Ллойд Пейшотто Филлипс, член «Ширит Исраэль», с блеском в глазах. Г-н Филлипс — неугомонный, энергичный, общительный человек, работающий трейдером на Нью-Йоркской фондовой бирже. Сегодня у него есть несколько внешних клиентов, но в основном он занят своим собственным портфелем — целый день на телефоне, покупает и продает акции в большом количестве и, как можно предположить, с большим успехом; у Филлипсов есть квартира в Ист-Сайде, загородный дом в Нью-Джерси и зимняя квартира в Палм-Бич. От такого человека, как Ллойд Филлипс, производящего впечатление делового человека, не ожидаешь, что его сефардское семейное прошлое может сильно волновать. Но это так. Он хранит полку за полкой старых книг, семейных бумаг и родословных, рассказывающих о том, как семья Филлипсов зародилась в Ньюпорте XVIII века, а семья его матери, Пейшоттос, ведет свою историю из Португалии и бегства в Голландию и голландскую Вест-Индию. В процессе своего развития семьи Филлипсов и Пейшотто вступали в различные брачные связи с другими старыми семьями, и фамилии Гомес, Хендрикс, Сейшас, Натан, Хейс и Харт встречаются в многоярусном семейном древе Пейшотто-Филлипсов. Г-н Филлипс не любит ничего более приятного, чем за рюмкой виски просматривать старые семейные документы, дневники, пожелтевшие от старости газетные вырезки, письма, обрывки и кусочки семейной истории.
В связи с этим его симпатичная жена Бернис, не являющаяся сефардом, которую он называет Тимми, пребывает в некоторой растерянности. «Я никогда ничего этого не понимала», — с легким смехом сказала она не так давно. «Когда мы поженились, и я печатала неформальные открытки, я была в магазине Tiffany's и поняла, что даже не знаю, как пишется Peixotto. Я не могла понять, как это могло стать еврейским именем». Миссис Филлипс слегка пожала плечами, снова улыбнулась и сказала: «Мы были французскими евреями, видите ли, а они... ну, французские евреи никогда не были столь значительны».
3. «НЕ ДРАГОЦЕННОСТИ, А ЕВРЕИ...»
Для американских сефардов испано-португальская часть их коллективного прошлого имеет непреходящее значение. Именно она дает этим старым семьям ощущение актуальности, значимости, осознания того, что они «вписываются в схему вещей», как выражается Эмили Натан. Это происходит потому, что и в Испании, и в Португалии в годы, предшествовавшие их вынужденному бегству, евреи — как народ, как раса — смогли достичь высот, не сравнимых ни с чем, что происходило в других странах за всю их долгую историю. Их положение было уникальным в мире. Кем, в конце концов, были пассажиры «Мэйфлауэра»? «Тряпичники и бобтейлы», — фыркнув, говорила тетя Элли. С другой стороны, первые евреи, прибывшие в Америку в 1654 году, были членами древних дворянских семей, людьми значительными, мужчинами и женщинами, обладающими собственностью и образованностью, которые по причинам, от которых они не зависели, оказались по ту сторону Атлантики, где и собирались жить. Верно и то, что, если бы не испанское наследие и опыт, сефарды вообще никогда не оказались бы в Америке. И интересно предположить, почему, учитывая огромную разницу во времени, месте, культуре, можно сказать, что евреи достигли наибольших успехов и обрели наибольшую свободу в контексте двух цивилизаций — современной Америки и средневековой Испании.
Слово «сефарды» происходит от слова «Сефарад» — земли, где, как считается, поселились еврейские скитальцы после захвата Иерусалима вавилонянами и разрушения Храма. В целом, хотя истина теряется в мифах и тайнах, считается, что Сефарад — это регион в Малой Азии. В Книге пророка Обадии эта информация изложена весьма туманно: «И пленение сего воинства сынов Израилевых овладеет Хананеями, даже до Зарефата; и пленение Иерусалима, который в Сефараде, овладеет городами южными». Однако на протяжении веков еврейская традиция — неумолимая и зачастую нелогичная сила — связывала Сефарад с другим полуостровом, расположенным в тысячах миль к западу, — Пиренейским. Высказывалось даже предположение, что испанские и португальские евреи, долгое время считавшие себя величайшими из великих, просто присвоили Сефарад себе. Сказали, что это Испания и Португалия, значит, так оно и есть.