Грани Нижнего Мира

Авраменко Олег Евгеньевич

— Да, милостивая госпожа.

— Теперь говори правду и только правду. Ты или твои товарищи глумились над моим телом?

— Мы обращались с ним небрежно, — покорно ответил чёрный маг. — Бросили в подземелье, кормили раз в день… Но если ты спрашиваешь, насиловали ли кто девчонку, то нет. Она предназначалась в жертву повелителю, а её ценность в таком качестве во многом определялась девственностью.

— Раз так, то ты умрёшь лёгкой смертью, — произнёс Сиддх, взяв со стола нож с длинным острым лезвием. — Ты сослужил хорошую службу, и повелитель вознаградит тебя за это. Но никто на Гранях не должен знать, кто я и откуда.

С этими словами он вонзил нож в сердце чёрного мага. Тот с тихим стоном упал на пол, дёрнулся несколько раз и замер.

Сиддх ещё с минуту подождал, затем склонился над ним и проверил его жизненные функции. Убедившись, что МакГрегор мёртв, он отцепил от его пояса связку ключей и отправился наверх собирать свои вещи в дорогу.

Глава 5

Инна. Принцесса Империи

Когда я проснулась, Владислава рядом не было. Настенные часы показывали восемь утра — время, когда мы с мужем привыкли вставать. Сладко зевнув, я перевернулась набок, вновь закрыла глаза и ещё несколько минут пролежала неподвижно, краем уха прислушиваясь к доносившемуся из ванной тихому шуму воды — это Владислав принимал душ. Как я уже говорила, раньше он был «совой», но, в угоду мне, изменил свой график и теперь просыпался даже раньше, чем я. Хотя обычно не бежал сразу под душ, а будил меня, и мы, всё ещё находясь в сладком полусне… ну, как минимум, целовались. А когда утро было свободное, как сегодня, то одними лишь поцелуями не ограничивались.

Шум воды наконец прекратился, и вскоре из ванной вышел Владислав, одетый в длиннополый халат тёмно-красного цвета. Заметив, что я уже не сплю, муж лучезарно улыбнулся мне.

— Доброе утро, дорогая, — бодро произнёс он, вытирая полотенцем волосы. — Как спала?

— Спасибо, хорошо, — ответила я, потягиваясь. — А почему так подорвался? Не поцеловал меня, не приласкал.

— Все претензии адресуй дядюшке Ференцу. Это он меня разбудил. Сказал, чтобы в полдевятого я был у него в кабинете, мол, есть срочное дело.

Дядюшкой Ференцем мы называли Ференца Кароя, великого инквизитора и регента Империи. Его «официальные» прозвища — Железный Франц и Главный — нам не нравились, и мы придумали своё, для внутреннего употребления. К нашему удивлению, новое прозвище быстро прижилось среди придворной молодёжи, а вскоре вышло за пределы дворца и стало гулять по всему городу.

— Он вызвал тебя одного?

— Да. — Закончив вытирать волосы, Владислав швырнул полотенце в кресло. — Я спрашивал, нужно ли будить тебя, а он ответил, что нет.

— Может, он получил какие-то известия о Сандре? — предположила я.

В ответ он только пожал плечами, подошёл к трюмо с зеркалом, взял сушилку для волос, которая, как и большинство бытовых приспособлений на Гранях, приводилась в действие магией, и занялся своей мокрой шевелюрой. Между тем я выбралась из постели, быстренько сбегала в ванную, а вернувшись, снова юркнула под тёплое одеяло и дважды дёрнула висевший у изголовья кровати золочёный шнур, извещая дежурных фрейлин, что уже проснулась.

Муж ухмыльнулся, глядя на меня в зеркало, но промолчал. У него уже давно исчерпались все шутки по поводу моего ежедневного утреннего церемониала, а повторяться он не любил. Кто-нибудь другой на его месте продолжал бы донимать меня своими заезженными остротами, искренне считая, что они остаются смешными и на десятый, и на двадцатый раз. К счастью, Владислав был не такой. Единожды сравнив меня с Клеопатрой и заметив при том, что она плохо кончила, он не стал развивать эту тему в дальнейшем, хотя, полагаю, соблазн был велик. Владислав, конечно, не совершенен — но, без сомнения, близок к совершенству. Он самый милый, самый чуткий, самый добрый парень на свете, и мне несказанно повезло, что я встретила его. У меня есть много претензий к Мэтру за его вмешательство в мою судьбу, за попытки манипулировать мною, пусть даже из самых лучших побуждений; но в то же время я искренне благодарна ему за то, что он нашёл мне такого замечательного мужа.

Ну и, конечно, я благодарна Мэтру за родителей. Вопрос о том, правильно

ли он поступил, отняв меня у людей, родных мне по крови, до сих пор остаётся спорным и неоднозначным, но вместе с тем следует признать, что к выбору моей приёмной семьи Мэтр отнёсся чрезвычайно ответственно. Я очень скучала по маме с папой, сожалела, что сейчас их нет со мной. В отличие от родителей Владислава, которые поселились тут же, в королевском дворце, мои остались на Основе, под бдительной, хоть и незримой, охраной Инквизиции. Они не переехали ко мне из-за моего младшего брата Анджея, который ещё учился в школе, а после неё собирался в университет — и непременно в какой-нибудь земной, поскольку он с детства был помешан на компьютерах и хотел стать программистом. На Гранях же компьютеров нет — не только потому, что уровень развития науки и техники здесь гораздо ниже, чем на Основе, но и по куда более фундаментальной причине — электроника, из которой сделано компьютерное «железо», не работает здесь в принципе. Правда, Владислав и его друг, кадет Джозеф Арно, утверждают, что это не беда, ведь законы математической логики, на которых основана кибернетика, действуют здесь точно так же, как и в земных условиях, а электронные блоки можно заменить магическими устройствами. Но пока что все идеи Владислава о «волшебном компьютере» находятся в стадии теоретической разработки, до их практического воплощения ещё очень далеко, и в ближайшие годы моему брату на Гранях делать нечего. Поэтому родители решили остаться с Анджеем на Основе — ведь я уже взрослая и самостоятельная, а он ещё нуждается в их заботе и опеке…

Не прошло и полминуты, как я дёрнула за шнурок, когда двустворчатая дверь, ведущая в прихожую, отворилась, и в комнату вошли две молоденькие девушки шестнадцати лет, блондинка и брюнетка, обе в простеньких, но симпатичных платьях, которые с равным успехом могли сойти как за выходной наряд горничной, так и за домашнюю одежду какой-нибудь знатной девицы. Сегодня в моих покоях дежурили Сесиль и Грета, беззаботные юные создания, бывшие воспитанницы пансиона для благородных девиц при королевском дворе, а ныне мои фрейлины.

Вместе с ними в спальню вошёл, вернее, влетел, наш кот Леопольд. С громким криком «Привет!», больше похожим на боевой индейский клич, чем на утреннее приветствие, он бросился к Владиславу, энергично потёрся о его ноги, затем одним огромным прыжком оказался на кровати и лизнул меня в щеку.

— А вот и я! Пора вставать, соня.

— Уже встаю, — ответила я, поглаживая его короткую бархатистую шерсть. — Вот только позавтракаю.

Девушки, которых Леопольд своим бурным появлением временно оттеснил на второй план, учтиво пожелали нам доброго утра. Обе говорили на коруальском языке, который входил в десятку самых распространённых в Священной Империи. Ни для Сесили, ни для Греты он не был родным, но они владели им почти в совершенстве — в образовании девиц из инквизиторских семей особое внимание, наряду с бытовой магией, историей и этикетом, уделялось изучению основных языков Империи, и барышня, не умевшая говорить по меньшей мере на трёх из них, считалась невеждой. Когда после прибытия в Вечный Город перед нами встал вопрос о выборе рабочего языка для нашей многонациональной свиты, мы думали недолго и остановились на коруальском, так как хорошо знали его и за время пребывания в Кэр-Магни получили неплохую практику общения на нём.

Ответив на приветствия девушек, Владислав одарил их своей пленительной улыбкой, извинился и быстро прошёл в примыкавшую к спальне гардеробную. Белокурая Сесиль провожала его восхищённым взглядом, а заметив, что я смотрю на неё, мигом покраснела и, в тщетной попытке скрыть своё смущение, торопливо бросилась раздвигать шторы и открывать окна. Спальню залил яркий солнечный свет, повеяло приятной утренней свежестью, снаружи донеслась заливистая трель птиц в дворцовом парке. В южном полушарии Грани Палатина, где расположен дворец Палатинум, сейчас была поздняя весна — моё любимое время года.