Грани русского раскола
Шрифт:
Мнение известного российского интеллектуала свидетельствует о слабости тех морально-нравственных устоев, на которых могло бы завязаться социальное взаимодействие. Вопреки надеждам православие не стало объединительным фундаментом для российского общества, так как значительная часть народа не была приверженцем его синодальной версии. В отличие от правящих элит русский мужик всегда жил в пестрой конфессиональной старообрядческой среде. Ему было абсолютно безразлично все, касающееся никонианства – реформированного или не очень: разницы между чиновником Саблером и либералом Петровым он не видел, да и вряд ли хотел видеть. А значит, попытки нащупать какие-то консолидирующие начала с народными низами посредством никонианского религиозного инструментария были абсурдными. Это равносильно тому, как если бы кто-то решил с помощью христианства налаживать жизнь в мусульманской стране. А вот с православием господствующей синодальной церкви в царской России примерно это и произошло. Единой конфессиональной среды в стране со времен раскола (уже двести с лишним лет) не существовало, потому как конфессиональная рассортировка не приняла здесь конкретных географических очертаний, как это произошло у западных соседей. При этом российское правительство вместе со всем образованным обществом пребывало в полной уверенности, что в религиозном плане простые русские люди точно такие же, как они, – правоверные никониане. Причин сомневаться в никонианской принадлежности народа у просвещенных умов не имелось, т.к. всеобщая перепись 1897 года гласила: численность паствы РПЦ достигает 70%, староверов выявлено всего около 2% – меньше, чем католиков (9%) и лютеран (около 3%). Исходя их этих официальных данных, обсуждать действительно было нечего.
Однако некоторые представители образованных классов все-таки обращали внимание на специфические народные черты, питавшиеся явно не официальным православием. Например, светский богослов С.Д. Бабушкин, отдавший
1573
См.: Бабушкин С.Д. Церковно-приходская община и Земский собор. Казань, 1905. С. 249, 254.
1574
См.: С. 174.
В своем сочинении он также осуждает конституционные формы государственного правления:
«которые не только поддерживают, но все более и более увеличивают господство имущих классов над народными массами»
// Там же. С. 143.
1575
См.: архимандрит Поздеевский Ф. Начала народной жизни // Московский голос. 1907. № 14. С. 7.
Однако все это лишь отдельные наблюдения и замечания: сколько-нибудь серьезных выводов относительно роли староверия в жизни русского народа в то время сформулировать было невозможно. Этому не способствовали и данные о переходах из православия в старообрядчество после провозглашения свободы вероисповедания, т.е. после Указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 года. По сведениям МВД, с 1905 по 1911 год из РПЦ в старую веру обратились всего около 24 тыс. человек; даже в различные секты (баптистов, евангелистов, адвентистов) из православия за тот же отрезок времени перешли в два раза больше человек (48 тыс.) [1576] . Широкого притока якобы никонианской паствы в староверие не произошло, а ведь некоторые светские и богословские интеллектуалы пореформенной России прогнозировали, что в условиях свободного вероисповедания до половины населения ударится в раскол.
1576
См.: священник Ореханов Г. Русская православная церковь и Л.Н. Толстой. М., 2010. С. 82-83.
Почему же не произошел массовый переход из православия в старообрядчество после провозглашения свободы вероисповедания? Это обстоятельство требуется осмыслить по-новому. Во-первых, необходимо уточнить, чего же именно не произошло. Если быть точным, то не состоялась массовая регистрация староверов и их общин, намеченная государством с учетом новых условий. Ведь статистические органы естественно ориентировались на официальные, а не какие-либо иные цифры: они добросовестно фиксировали сведения об обратившихся к старой вере; когда же таких данных к ним не поступало – отражать в своих отчетах им было просто нечего. Если от статистики обратиться к существу проблемы, то следует повторить: в реальности значительная часть простых людей всегда находилась в орбите различных староверческих толков и согласий, и официально фиксировать переход, которого фактически не было, им казалось просто бессмысленным. Вот почему после 1905 года отмечаемый всеми исследователями отход населения от господствовавшей церкви не сопровождался повальным переходом в старообрядчество.
Во-вторых, следует учитывать стойкое нежелание староверов регистрировать официальным порядком свои общины, утверждать у властей своих наставников. Об этом прямо говорится в письме епископа-старообрядца Иннокентия в старообрядческую комиссию Государственной думы. Как он разъяснял, массы староверов с большой опаской относятся к закону о регистрации своих общин, поскольку «входить в общение с господствующей церковью», с иноверными, т.е. с никонианами, не желают [1577] . Попросту говоря, староверам были абсолютно безразличны предлагаемые государством правила по упорядочиванию их религиозной жизни. А детальная регламентация деятельности общин лишь усиливала их неприятие и подозрения [1578] . Резюмируя сказанное, подчеркнем: мы имеем дело не с проблемой обретения религиозной идентичности, как думали тогда, затем в советскую эпоху и как думают до сих пор, а с особенностями юридического оформления в правовом пространстве российской империи. Поэтому рассуждения об утрате старообрядчеством привлекательности в народных массах выглядят по меньшей мере несостоятельными.
1577
См.: Письмо старообрядческого епископа Нижегородского и Костромского Иннокентия в старообрядческую комиссию Государственной думы. 30 марта 1913 года // РГИА. Ф. 1278. Оп. 5. Д. 610 Л. 3-4.
1578
См.: Там же.
Напротив, после декларации 1905 года о свободе вероисповедания староверие в России заметно активизировалось. Что касается поповцев, то их усилия, как и всегда, сосредоточились на выстраивании полноценной церковной инфраструктуры, благо теперь для этого открылись невиданные возможности. И поповцы воспользовались ими сполна: во всех регионах Рогожская иерархия, опиравшаяся на финансовый потенциал богатого купечества, стремительно набирала силу. Поповцы неизменно подчеркивали древние традиции своего благочестия, устраивали торжественные пения, крестные ходы со старинными иконами, чем привлекали множество людей. Именно публичность их богослужебной практики вызывала большую тревогу у господствовавшей церкви. Еще К.П. Победоносцев усматривал в организованной иерархии поповцев конкурентов синодальному духовенству. Теперь же, в новых условиях, это соперничество превращалось в открытое противостояние. Как считали многие, образование двух церквей (синодальной и староверческой поповской) оставалось лишь делом времени [1579] . Допустить подобное развитие событий хранители веры из РПЦ не могли. На IV Миссионерском съезде в 1908 году, собравшем свыше восьмисот священнослужителей и мирян, они обрушились на Рогожскую иерархию, потребовав от правительства признать ее вне закона как «не имеющую правового и спасительного исповедания веры и непрерывного преемства благодатной хиротонии от Христа» [1580] . Для разоблачения ее зловредной сущности съезд призывал приложить все силы. В этой связи даже Государь император был объявлен не кем иным, как «Первым Миссионером Православной Веры и Церкви» [1581] .
1579
Об этом упоминал М. Горький, когда изображал историческое полотно в своем романе «Жизнь Клима Самгина», См.: Горький М. Указ. соч. Т. 14. М., 1963. С. 184 // Собр. соч. в 18-ти томах. М., 1960-1963.
1580
См.: Свод положений IV-го миссионерского съезда // РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 835. Л. 13об-14.
1581
См.: Там же.
Не будет преувеличением сказать, что после 1905 года РПЦ в своем противостоянии старообрядчеству сосредоточилось на борьбе с поповцами. Достаточно просмотреть журнал «Миссионерское обозрение» за 1905-1914 годы: около 70% помещенных в нем материалов посвящены критике Рогожской иерархии, информации о жизни и деятельности этого согласия. Заметим, что и для церковных обновленцев староверие как таковое означало прежде всего рогожское течение, а не беспоповские толки. Либерально настроенный священник Г.С. Петров вел переписку именно с поповцами; православный архимандрит Михаил принял старую веру, став старообрядческим епископом [1582] . И на тот же миссионерский съезд в Киев, для бесед с участниками, прибыли представители рогожан, а не каких-либо беспоповцев [1583] . Об активности поповского согласия свидетельствуют также всероссийские и региональные съезды, проведенные староверами: до Первой мировой войны прошло 49 съездов, из них поповских – 41 (39 белокриницких и 2 беглопоповских) [1584] .
1582
См.: РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8127. Л. 673.
1583
См.: Протокол заседания особой комиссии миссионерского съезда по вопросу о беседе с приезжими раскольничьими начетчиками // Там же. Л. 1006-1007. (речь шла о Ф. Мельникове, Д. Варакине и бывшем архимандрите Михаиле).
1584
См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 62. Л. 143-143об.
Возросшая публичная активность поповцев превращала их в главную мишень господствовавшей церкви. Другие представители староверия – беспоповцы – раздражали гораздо меньше. Прежде всего потому, что они не демонстрировали такую же вызывающую открытость, т.е. попросту не мозолили глаза: такую поведенческую модель предопределяло отсутствие иерархии и связанных с ней таинств. Однако это обстоятельство нельзя трактовать как угасание беспоповства на фоне укреплявшейся Рогожской иерархии. Современники подчеркивали, что беспоповщина являлась самым многочисленным направлением старообрядчества, причем в нем практически отсутствовала интеллигенция [1585] . Беспоповцы не только не афишировали свою жизнь, но и всячески стремились избегать контактов с властями. Отсюда такое незначительное число съездов, устроенных их толками в 1905-1914 годах. Например, верхи федосеевцев в лице совета Преображенского богадельного дома хотели в официальном порядке (т.е. с разрешения МВД) созвать в Москве Всероссийский съезд для обсуждения старообрядческого законодательства. Но от этой затеи пришлось отказаться, поскольку рядовые единоверцы, настроенные резко против регистрации общин и ведения метрических книг, грозили «проклясть устроителей съезда». В результате вместо него состоялось лишь совещание ряда наставников, которые тем не менее отказались поддержать правительственный законопроект об общинах, расценив его как «попытку сломать веру» [1586] .
1585
См.: Панкратов А.С. Ищущие Бога. М., 1911. С. 165,170.
1586
См.: Всероссийское совещание беспоповцев // Русское слово. 1911. 3 мая.
Материалы о старообрядчестве последнего десятилетия царской России показывают: если в видимой части староверческого айсберга наблюдалась безусловная гегемония богатых рогожан, то в невидимой заметно нарастала активность радикальных согласий, и в первую очередь бегунов-странников, численность которых с развитием железнодорожной сети заметно возросла [1587] . Отчеты различных епархий, поступавшие в департамент духовных дел МВД, неизменно содержали сведения о серьезном присутствии в разных губерниях последователей этого течения. Владимирский архиепископ сообщал о зараженности многих уездов и города Иваново-Вознесенска; в одном только Шуйском уезде было выявлено около шестисот бегунов. Суть их представлений о российской действительности выражали наставники, которые продолжали развивать учение о воплощении антихриста, заявляя, что «в жизни два пути к спасению – борьба и бегство. Сильные да борются, а не могущие да бегут» [1588] . В основе взглядов странничества лежало полное отрицание частной собственности и обязанность каждого трудиться на пользу всего общества. Наставники даже вели особые «завещательные» книги, куда записывалось, какие вещи принадлежат тому или иному единоверцу [1589] . Старые и тяжелобольные у бегунов, как правило, умирали вдали от посторонних, лишь среди своих единоверцев; считалось, что последние минуты не должны быть омрачены присутствием никониан [1590] .
1587
Интересные сведения о бегунах-странниках содержатся в кн.: Расков Д.Е. Экономические институты старообрядчества. М., 2012. С. 189-204.
1588
См.: Отчет Владимирского епархиального архиерея. 13 февраля 1910 года//РГИА. Ф. 821. Оп. 188. Д. 188. Л. 211-211об.
1589
См.: Ивановский Н.И. Внутреннее устройство секты странников или бегунов. СПб., 1901. С. 30.
1590
Об этом рассказано членом Государственной думы, кадетом В.А. Маклаковым. Будучи адвокатом, он защищал последователей бегунов в суде по обвинению в убийстве одного старика. Его нашли закопанным в лесу, и подозрение пало на представителей этой секты. Как вспоминал Маклаков, во время процесса к нему пришел один из наставников бегунов и раскрыл «великую тайну», что никакого убийства здесь не было и никогда не бывает. Людей уносят из дому, чтобы те умерли среди своих и руки нечестивых никониан не коснулись их в последние минуты жизни. На предложение Маклакова рассказать обо всем этом на суде наставник ответил резким отказом. В результате Маклаков использовал эту информацию самостоятельно; его подзащитные, в конце концов, были оправданы. // См.: Маклаков В.А. Воспоминания. 1880-1917. М., 2006. С. 206-212.
Сведения о бегунах оставались крайне скудными и приблизительными. К тому же отличить их было нелегко: они легко крестились, могли заявиться прямо в храм и «вообще притворно выдавали себя за православных» [1591] . После 1905 года они, как и ранее, отказывались регистрировать общины, вести метрические книги и тем более утверждать у властей своих наставников. Известный центр бегунов, обнаруженный еще в середине XIX века в селе Сопелки Ярославской губернии, давно утратил свое прежнее значение: к 1908 году здесь уже не существовало ни одного странноприимного дома [1592] . Любопытные сведения о секте содержатся в отчете чиновника МВД, который присутствовал на региональном съезде беспоповцев другого – часовенного – согласия в г. Екатеринбурге в сентябре 1911 года. Из донесения следовало, что широкое распространение бегунов оказывает влияние на часовенное согласие. Здесь радикальные призывы, в отличие от пропаганды поповцев, находили большой отклик. Как удалось выяснить чиновнику, странническое согласие представляло собой разветвленную сеть, разбросанную по всей России и состоявшую из так называемых «переделов». Во главе каждого из них стояла тройка наставников, именовавшихся «преимущими»: первый являлся духовным главой «передела», второй присматривал за ним и доносил собору о его проступках, третий выполнял функции секретаря при них. Они вершили в согласии свой собственный суд. Бегуны располагали и денежными средствами: когда кого-то задерживала полиция, они открыто заявляли, что могут внести значительные суммы на выкуп единоверца [1593] .
1591
См.: Справка по странникам к IV-му миссионерскому съезду // РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8127. 43об.
1592
См.: Там же. С. 44об-45.
1593
См.: Донесение чиновника МВД по особым поручениям Г. Тарановского. Октябрь 1911 года // РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 63. Л. 87-88об.
Чиновник сообщал, что на одной миссионерской встрече Пермского епархиального миссионера один человек принялся громко оскорблять православную церковь и власти. Его арестовали и выяснили, что он является последователем бегунов. В его доме провели обыск и обнаружили огромную переписку и множество адресов его единомышленников из различных губерний. Обширность связей этого бегуна поразила местную полицию // Там же.