Грани судьбы

Шепелев Алексей А.

Погода поискам, конечно, не благоприятствовала. Низкие обложные тучи не пропускали света лун и звёзд, верхушки сосен расплывались в туманной мути.

— Ну, и запах. Ты сам с какого расстояния костёр унюхаешь?

Чистый воздух в плюс, дождь в минус, поправка на ветер, навыки наверняка изрядно растеряны… За километр с подветренной стороны должен учуять. По местному это будет…

— Если по ветру, так за шестую часть лины.

— Сухопутной или морской?

— Обижаешь. Сухопутной, конечно.

Глид одобрительно прицокнул языком.

— Уважаю. Я за шестую не учую,

разве за десятинку. Барса — может и за пятую возьмёт. Олх — за четверть, а то и за треть. Ну а Льют — за половину, на то она и эльфийка.

— Ты льстишь мне Глид, — наверное, воительница уже давно прислушивалась к разговору, но вмешалась только сейчас. — За пол-лины я узнаю о костре только в эльфийском лесу. И то не по запаху.

— Говорят, Угольный Лес когда-то был эльфийским лесом, — присоединился к разговору и Мирон, удачно вспомнив слова Йеми.

— Когда-то был, теперь перестал. Ваш друг Наромарт подтвердит, что убить душу леса не слишком сложно.

— Убивать всегда проще, чем созидать, — промолвил полуэльф. Он хотел добавить ещё что-то, но промолчал. Неожиданно возникла неловкая пауза, которую с грацией медведя прервал Глид.

— Как бы то ни было, а преследователи наши и за десятинку костра не почуют.

— Это почему же?

— Городские наёмники, — презрительно хмыкнул воин. — Кто идёт на службу Ордену? Как правило, те, кто не способен честно себе заработать на жизнь топором. Живут в городе, за стены почти не выходят. Да они севера-то в лесу не сыщут, а ты — костёр.

— Где деревья сильнее мхом обрастают, там и север, — хмуро бросил сидящий у костра Женька. Как всегда, подростка злила взрослая самоуверенность. Тоже выискался Зверобой по кличке Соколиный Глаз. Если человек вырос в городе, так значит, непременно должен в трёх соснах заблудится.

Глид только одобрительно кивнул.

— Не думаю, что хоть один из воинов Ордена знает даже об этом простейшем ориентире.

— Случаи бывают разные, — школа «Кировухи» Балису отступать без боя не позволяла.

— Да, один на сотню. Или даже один на три сотни. И мы останемся ради этого без горячего ужина? Лично я предпочитаю набить брюхо не только сытным, но и горячим. Клянусь кораблём Серого Капитана Руи, мы её заслужили.

— Ужин готов, — провозгласила наблюдавшая за котлом Рия. — Давайте миски.

Никого упрашивать не пришлось. Путники моментально расселись возле костра и принялись с аппетитом поглощать солидные порции тушеной репы с копчёной грудинкой, заедая крупнонарезанными ломтями хлеба. Даже вампирята, в человеческой еде не нуждавшиеся, тоже уселись в общий круг, облюбовав себе места по обе стороны от Наромарта: Женька справа. Анна-Селена — слева, рядом с Рионой. Йеми такое соседство, похоже, не слишком радовало, но отказать племяннице, чуть ли не за рукав притащившей его сесть рядом с вампирами, кагманец не решился.

— А почему именно кораблём? — по-простому дуя на горячее варево, поинтересовался Сашка. — Разве ты моряк?

— Э, парень, каждый марин — моряк от рождения и до смерти, куда бы не забросила судьба. Я уже пятую весну не выходил в море, но, Изон свидетель, для меня нет мечты желаннее, чтобы оказаться на палубе

дракара и вдохнуть полной грудью солёный морской воздух. Надеюсь, она ещё исполнится.

— А что, в городе воздух был недостаточно солёный? Или недостаточно морской? — издевательски серьёзно спросил Женька. Анна-Селена отвернулась и хмыкнула.

— И то и другое, — словно не заметил подвоха Глид. — Настоящий морской воздух только там, где не видно берега. А в порту… Конечно, неплохо, но всё же это не то… Вообще-то у нас считается, что мужчина должен умереть как воин: в бою, с топором в руке. Но если боги ссудили иначе, и жизнь завершается в родном доме… Тех, кто не может выходить, наследники каждое утро выносят наружу и оставляют там на весь день: чтобы видели море, слышали море, чувствовали запах моря… Тот, кто всё же умирает в четырёх стенах и под крышей, считается навлёкшим на себя проклятье богов. Не хотел бы я себе такой доли…

Он смолк на полуслове, удивлённо уставившись куда-то за спину Гаяускаса. Балис встревожено обернулся.

Возле палатки стоял Серёжка, неумело замотавшийся в плащ.

На несколько мгновений повисла тишина, было слышно, как похрустывают в костре горящие полешки, да стрекочут в траве кузнечики.

Первым пришёл в себя мальчишка.

— Мне нужно… — глухо побормотал он в пространство, покраснел так, что это было невозможно не заметить даже в вечерних сумерках, и торопливо заковылял к кустам. Путешественники продолжали оторопело смотреть ему вслед. Балис, было, дёрнулся подняться, но остался сидеть. Если нянчиться с Серёжкой, как с маленьким, наверняка мальчишке будет обидно.

— А кто-то говорил, через два дня на ноги встанет, — скорее с удивлением, чем с иронией произнёс Мирон.

— Сам поражаюсь, честное слово, — признался Наромарт.

— Хоть бы обулся, чучело, — тихо произнёс на русском Женька. В душе у подростка восхищение Серёжкиной живучестью боролось с неприязнью. Ну, вот раздражал его такой героизм и всё тут. Уж такой положительный получался Серёжка — пробу ставить негде. Анне-Селене помогал, ящера поддерживал, дракона спас, пытку выдержал. Прямо сейчас отливай в бронзе и ставь перед Домом Детского Творчества, который раньше назывался Киевским Дворцом Пионеров. И хоть Женька понимал, что сам Серёжка, будь его воля, не стал бы влипать в истории, где приходится демонстрировать такой вот героизм, раздражение всё равно не исчезало и требовало выхода. Наплевать, что сейчас взбеленится Сашка, а Мирон Павлинович прочитает лекцию. Женька не хуже их знал, что к Серёжке он несправедлив. Знал, но не мог с собой ничего поделать. Да не очень-то и хотел.

Но Сашка не стал ругаться. Он просто спросил:

— Во что ему обуваться было?

И Женькино раздражение улетучилось неизвестно куда. В самом деле, никто не предполагал, что малыш сегодня придёт в себя, ни одежды, ни обуви ему не оставили. А когда нужда припрёт, тут уж кому угодно станет не до долгих поисков.

— Н-да, боевой парень, — уважительно протянул Олх.

Ящер выразительно зашипел, комично вытягивая шею.

— Он говорит, что Шустрёнок — настоящий воин, — перевёл Наромарт. — Пусть ещё и не взрослый.