Грани сумерек
Шрифт:
– Невеселая история, – вздохнул я.
– Но зато она через пару лет обидчика своего наказала, – оптимистично заявил Карпыч. – Сына его утопила, младшенького, позднего, любимого. Причем прямо на дядькиных глазах под воду утащила, да еще личико свое показала, чтобы тот знал, отчего так вышло и кто в том виноват.
– Жестко, но справедливо, – признал я. – Внушает. Только одно неясно: вроде по Покону с родней счеты сводить не положено?
– Так и огольца этого после Ильина дня никто в воду силком не тянул, – пояснил водяной. – Сам полез. Да еще и на закате.
– Сам виноват, – подытожил
Вот такое вот старорусское бусидо, строгое, но справедливое.
– А Стешке ты давно нравишься, – сообщил мне водяник. – Я слышал, как она другим девкам про то сказывала. Потому тогда подружку твою она с особым усердием под воду тащила.
– Даже не знаю, радоваться или печалиться, – поежился я. – Вот так и купайся в твоей реке летом. Войти в воду войдешь, а выйдешь или нет – вопрос.
– Купайся, – разрешил Карпыч. – Не тронет тебя никто этот год, слово даю. Моя река – мои законы. Девки, слышали меня?
– Слышали, батюшка, – нестройно ответили русалки, причем за секунду до того веселая Лариска как-то вдруг посмурнела, что навело меня на определенные мысли.
– Так ко мне еще друзья приезжают, – вкрадчиво произнес я. – Вот…
– Твои гости – тебе за ними и приглядывать, – ответил за Карпыча дядя Ермолай. – И ответ держать, если они чего лишнего себе позволят. Хотя, как по мне, иные из них те еще хваты. Да, сосед?
– Ты про того дьяка, что к Даре наведался? – уточнил водяник. – Да, парень ушлый, не отнять. Хотя все они такие, им палец в рот не клади. И за жизнь цепляются до последнего. Помню, лет сто тому назад в мою реку один такой после драки с оборотнем сверзился, так ни в какую тонуть не хотел. Бок разодран, рука сломана, а он знай пытается к берегу выгрести. Другой бы сдался и камнем на дно, а этот нет. И знай себе бормочет, как он этого оборотня в другой раз непременно пришибет.
– И что, утоп? – заинтересовался дядя Ермолай.
– Утоп бы непременно, – подтвердил Карпыч. – Говорю же, бок распорот был здорово, сильно волкодлак его подрал.
– Значит, пожалел его? – утвердительно произнес леший. – На берег, поди, выволок?
– А и выволок, – вздернул зеленую бороденку вверх Карпыч. – Я хоть и нелюдь, но сильных человеков уважаю. Не телом сильных, а духом. А оборотней, наоборот, не жалую, ты же знаешь. Паскудное племя, один вред от них реке.
– Да? – удивился я. – В какой же это вы точке пересекаетесь? Они в лесу, вы тут.
– В медвежьей, – пояснил водяник. – Оборотные медведи сильно рыбку уважают, что в том обличье, что в другом. Ну, когда они в шерсти еще ничего, а вот в человечьем облике беда просто. Как-то раз совсем обнаглели, в одном месте, где помельче, все русло сетями перегородили и столько рыбы из реки забрали, что ужасть просто. Телегами вывозили. И все же без спроса, без поклона, без вежественного слова. Я, понятное дело, терпеть не стал, сети мои девки в ночи убрали, а после, поутру, я одного мохнатика и вовсе утопил. Они поняли, что к чему, да и убрались куда подальше от моей реки, но запомнить этот случай запомнил. Потому дьяку тому пособил, на берег его выволок, да ракшу-траву к ране прилепил. Хорошая трава, в омутах растет, на дне тех ям, где сомы стоять любят. Она мигом жар оттягивает и кровь затворяет.
– Ракша-трава, – повторил я. – Нет, не слышал даже. А мне такой не дадите немного? Ну, если не жалко.
– Дать дам, только проку тебе с нее не будет. В ней сила держится до той поры, пока она мокрая от речной воды, как высохнет, так все, в труху рассыплется. И в зельях каких от нее проку не жди, если ты про то речь ведешь.
– Жаль. Но все равно спасибо.
– За что же?
– За то, что про такую траву рассказали, – пояснил я. – Век живи – век учись.
– Что у тебя, паря, за интерес к батюшке Великому Полозу-то? – снова вступил в разговор лесовик. – А?
Вообще-то, я сначала хотел узнать подробности визита Нифонтова к моей соседке, раз уж о нем речь зашла. Сдается мне, мирной беседы у них не вышло. Но раз уж он хочет о чешуйчатом обломке былого пообщаться – почему нет?
– Все тот же, познавательный, – бодро заявил я. – Просто в Москве краем уха услышал, что появился некий Хранитель кладов, а на должность эту его определил как раз Великий Полоз, существо древнее, могучее, влиятельное. Само собой, мне интересно разузнать побольше про этих двоих. Жизнь та еще змеюка, никогда не знаешь, как она извернется. Ну как дорожки мои с этим Хранителем пересекутся? Или, не ровен час, с его покровителем.
– С Полозом тебе точно лучше бы по разным тропкам ходить, – веско произнес Карпыч. – Не любит он ведьмаков, что есть, то есть. С давних пор не любит, с заповедных. Даже тех, кто доброй волей к нему на службу шел, и то не жаловал. Не мог ту обиду забыть, что его хозяину нанесли.
– Да не в обиде дело, – перебил его дядя Ермолай. – Что ему обида? Так, комариный писк над ухом, отмахнулся да живи дальше. Власть он потерял тогда. Власть. А до нее Золотой Змей всегда жаден был. Родитель наш общий – нет, ему дороже свобода была да жизнь такая, какую полной чашей пить можно. А Полоз одного жаждал – все под себя загрести: золото, каменья драгоценные, судьбы людские. Все. Даже баб и то в основном чужих охмурял, замужних, потому как кусок чужого пирога, он всегда сочнее да слаще, чем свой собственный.
– Если честно, я почти ничего не понял, – признался я. – Можно с самого начала? Родитель общий – это кто?
– Велес, – охотно ответил мне лесовик. – Создатель наш. Это он в чащобы да перелески душу живую вдохнул, вот тогда мы, хранители лесные, на свет и появились. Он нам всем батюшка: и первым Хозяевам, и нам, детям-правнукам их. Ну и Полоза тоже он создал, после к себе приблизил, доверил свои тайны, власти дал.
– Не ему одному, – добавил Карпыч. – Были у Велеса и другие слуги.
– Но этот самым хитрым да ловким оказался, – возразил ему дядя Ермолай. – Где все эти остальные? Сгинули. А Полоз в Нави обитает, жив-здоров. Бывает, что и сюда, в Явь, заглядывает. Нечасто, потому как прямого пути ему в этот новый мир нет, но если кто призовет, непременно заглянет. Иногда каверзу какую учинит, иногда даром кого побалует, если человек ему глянется. Ясное дело, дар тот с подковыркой будет, но тут уж от того, кому он достался, все зависеть будет. Хранитель кладов вот, я слышал, сдюжил, смог доказать, что не ошибся Полоз, его выбрав.