Грани воды
Шрифт:
Но момент был отвратительный. И самым неприятным было то, что никакие его слова не смогли убедить Кортни в том, что своей якобы «молитвой» о них она его предала.
Она окликнула его:
– Деррик! Куда ты? Что случилось?
Он прошипел в ответ:
– Что случилось? Это наши личные отношения. С чего это ты вздумала говорить о нас в присутствии кучи ребят?
Она ответила:
– Можно подумать, все не знают, что мы с тобой встречаемся.
Ему захотелось со всей дури лягнуть стену.
– И что? Чувиха, я ушам своим не поверил!
Ее голубые
– И вообще я обращалась к Господу, а не к ним. И не называй меня чувихой, пожалуйста!
– Отлично. Ладно. Извини. Кортни. Так вот: ты вела свой разговор с Господом так, что тебя подслушивали пятнадцать человек. И, блин, ты должна была меня предупредить, что собираешься говорить про наши дела.
– Но ты же знаешь, что я молюсь. Я постоянно молюсь о многом. И я говорила тебе, что молюсь о нас с тобой. Неужели ты думаешь, мне легко, когда мы раздеваемся и…
– Ладно, ладно! – он поспешно огляделся. Это был полный бред. Ему меньше всего нужно было публичное заявление в школьном коридоре насчет того, насколько далеко они друг с другом зашли. – Значит, я правильно понял: ты «молилась» о нас в этой идиотской группе с того момента, как мы начали встречаться?
– Эта группа не идиотская!
Она говорила негромко и твердо, но в глазах у нее отражалось потрясение.
– Это – группа школьников, Корт. И они слышали то, что их совершенно не касается. Ты говорила им определенно… Я даже знать не хочу, сколько ты им уже успела рассказать, пока «молилась».
– Не говори это таким тоном. По твоим словам получается, мои молитвы в школе – это ужасно смешно.
– А разве нет?
– Нет, нисколько. Ни один человек из молитвенной группы не скажет ни одного слова о тебе и обо мне. Они не такие. Они не распространяют сплетен.
– Да ты шутишь! Неужели ты и правда такая простушка?
– Сплетням не место в деле Иисуса, – заявила она.
Он сказал:
– Мне надо отсюда валить.
С этими словами он оставил ее одну в коридоре. Уходя, он недоуменно тряс головой. Или она ненормальная, или это он ошибается. Но в любом случае все было отвратительно.
И все же он не из-за этого не засыпал ее цветами. Конечно, это было убедительным предлогом – но это не было настоящей причиной. Причина была в том, что происходило с ним самим. Он разрывался между желанием – таким сильным, что у него все тело болело, – и ощущением того, что, когда он с ней, ему не хватает чего-то жизненно важного, и это что-то никак не связано с сексом.
Он пытался понять, в чем же дело. О чем это говорит? Им хорошо вдвоем. Они чуть ли не вспыхивают ярким пламенем. При встречах они подходят все ближе к краю обрыва – и если уж падать с него так, как ему хочется упасть, то он определенно хотел бы упасть вместе с ней.
Так ведь? Вот в том-то и был вопрос. Его гормоны вопили: «Ага, ага, ага, брат!» И его сердце практически от них не отставало. Его мозг говорил: «Ну же, не дури. Ты же человек, а сейчас средств предохранения полно». А вот его душа шептала: «Эй, Дер… наверное, нет».
И он не понимал, почему его душа это говорит.
Ситуация осложнилась еще и потому, что, как выяснилось, Кортни была права насчет ребят из молитвенного кружка. Ни один из них ни слова не сказал. Никто ему не подмигивал. Никто не ухмылялся. Никто не сказал: «Ой, мамочки, ну вы и отжигаете!» Нигде не было ни малейшего намека на то, что Кортни Бейкер молит Бога помочь ей не дать Деррику Мэтисону то, что она собирается отдать только тому мужчине, за которого выйдет замуж. Так что она была права, а он ошибался – и даже это было ему непонятно.
Ему хотелось обсудить всю ситуацию. Ему хотелось посмотреть на нее с самых разных сторон. Однако он обнаружил, что единственным человеком, с которым ему хотелось бы поговорить о том, что с ним происходит, оказалась Бекка Кинг. А с ней он говорить никак не мог.
Спустя два дня ему наконец-то сняли гипс. А еще через два дня Кортни предложила после школы поехать в кафе, расположенное далеко в лесу к западу от Лэнгли. «Кафе Мукилтео» специализировалось на жарком, выпуская на улицу облака со странным запахом подгоревших тостов, а поскольку без машины туда добраться было непросто, то в лесном кафе обычно не толпились школьники.
– Давай отметим твою ногу, – предложила она. – Уверена, что ты рад был избавиться от гипса.
Он согласился – и когда они приехали в кафе, окруженное лесом, то оказались там одни. Они сделали заказ и устроились у одного из широких окон, выходивших на деревья. Разговор начала Кортни.
Она сказала:
– На самом деле мне вроде как хотелось с тобой поговорить. В смысле – не только о том, что рада насчет твоей ноги.
– Ладно, – настороженно ответил он и стал ждать продолжения.
– Просто… ну, я увлеклась. В тот момент мне казалось, что я все делаю правильно. Понимаешь, я решила, что тебе это понравится. Но… ясно, что я ошиблась.
Деррик помешал свой горячий шоколад. Ему не особенно хотелось что-то пить, но было неловко занимать в кафе место, ничего не покупая – вот он его и взял. Лучше бы он выбрал что-нибудь из еды. У него в животе бурчало. Хотелось бы чем-то успокоить желудок. Однако ее слова немного его успокоили: они заставляли думать, что она наконец-то начала что-то понимать насчет обсуждения их личных отношений в присутствии посторонних ребят.
Он сказал:
– Спасибо за понимание, Корт. Видишь ли, дело не в том, что я не молюсь. И не в том, что я не хотел бы, чтобы ты молилась. Но когда ты сказала им о том, что мы…
– Господи! Постой! – Она села прямее. – Ты решил, что я говорю о молитвенном кружке?
– А что, нет?
– Нет. Я по-прежнему считаю… – Она перевела взгляд на свой кофе, а потом – на тарелку. Она заказала теплую булочку – и теперь съела кусочек. Он последовал ее примеру, но ему показалось, что эта булка похожа на пересушенные опилки, посыпанные сахаром. Кортни сказала: – Ну, это неважно. Я говорила про цветы.