Граница
Шрифт:
Наконец он достиг цели и почти сразу различил ниже себя смутный силуэт. Прижался к скале.
Сверху посыпался снег. Николай заслонился рукой, и в это время рядом свистнула пуля.
«Заметили! — подумал Обручев. Его бросило в жар. — Ну, держитесь!»
Ничего не видя в снежной завесе, он дал длинную очередь из автомата.
Потревоженная выстрелами тысячетонная снежная масса с грохотом обрушилась. Она покатилась по перевалу, всё сметая на своём пути.
Николай словно прилип к скале, всем телом ощущая острия камней.
Время шло. Ревело и стонало кругом, а он стоял невредимый. Это казалось чудом. Поток из камней и снега, описывая дугу, проносился над ним. Оказывается, скальный карниз навис над Обручевым и спас его.
Николай понял в чем дело, и сразу испарина выступила на лбу: значит, и нарушители могли спастись?!
Николай нетерпеливо сделал шаг вперед. Оборвавшийся сверху камень угодил в руку. Обручев потерял равновесие и упал. Его сразу потащило вниз...
Для Гебридзе выстрелы прозвучали неожиданно. Он быстро зарядил ракетницу и выстрелил. Но свет ракеты потонул в пыли, поднятой рухнувшей лавиной.
Обвал не задел Гебридзе. Беспокоясь за Обручева, он снова осветил местность.
Зеленая ракета стала быстро ввинчиваться в небо. На секунду застыла в воздухе и потухла.
Гебридзе осмотрелся: перевал оголился, тропу снесло. Обручева и неизвестных не было видно.
Глава шестнадцатая
НА ГРАНИЦЕ И В ТЫЛУ
Зубареву снился сон: Мурманск, лето. Светло днем и ночью. Около гостиницы «Арктика», как всегда, многолюдно. На гладком асфальте кружатся пары. Зубарев ищет среди них Любу. Да вот и она в своем стареньком домашнем платьице, и медальончик при ней. Но с кем же она танцует? Ах, с Каримовым!.. Странно: старшина берет ее под руку и уводит. Зубарев окликает их.
Старшина, не останавливаясь, бросает через плечо:
— Это ты сбрил усы? — и Зубарев холодеет от обиды: не он!
«Ральф, скажи хоть ты что-нибудь!» — просит Зубарев.
Ральф скалится.
— Ну хорошо! — сердится Зубарев. — Я вам покажу.
Кто-то дает ему автомат, и Зубарев стреляет...
Солдат садится на постели. А, может быть, это стреляли на самом деле? Оглядывается. Все в казарме сидят на койках. Значит, тревога!
Тревога!!!
В казарму вбегает старшина Каримов:
— В ружье!
— Алло! Прямой?.. Сокола!.. Товарищ Сокол, докладывает тридцать первый. Наряд при старшем сорок шестом обнаружил следы. Судя по всему — четверо. Идет в преследование... Мое решение: группу тревожных [9] возглавлю сам. Едем в район обнаружения следов. Перевал наверху перекрою дополнительным нарядом. Одновременно высылаю усиленные патрули по шоссе и на перекрытие всех отходов к границе. За меня остается тридцать второй... Будете сами?.. Ясно, товарищ Сокол!..
9
Поднимающиеся по тревоге.
Демин повесил трубку и выбежал на площадку перед казармой. Замполит лейтенант Ганиев был уже там.
— Не спали? — спросил у него Демин и добавил: — к нам выезжает полковник.
— Ясно! — ответил Ганиев. Он напряженно следил за светящимися стрелками часов, которые капитан держал в руке. Минуту назад старшина Каримов поднял заставу в ружье.
Ветер гнал по небу тучи. Они уносились вдаль рваными клочьями. Мела метель. В конюшне тревожно ржали кони, в вольерах залаяли собаки.
Из казармы один за другим стали выбегать пограничники. Еще через несколько секунд старшина доложил капитану, что личный состав собран в полной боевой готовности.
Демин окинул пограничников взглядом. Как обычно, внешне спокоен расчетливый и хладнокровный Резников. В противоположность ему, не умея скрыть своих чувств, волновался Зубарев. Демин видел, как загорелись глаза у Петренко. А вон те двое — само внимание...
Начальник заставы поставил боевой приказ: старший сержант Резников со служебной собакой Барсом и Петренко на лыжах пойдут верхней дорогой мимо кибитки Ибрагима. Вожатый Зубарев и еще один солдат будут сопровождать начальника заставы в конном строю. Два наряда выйдут на перекрытие дороги для взаимодействия с соседними заставами, также поднятыми по тревоге.
— Остальным быть наготове! — заключил Демин. — Разойдись!
— Кони поданы! — доложил Каримов.
Зубарев отвязал Ральфа и взял его на короткий поводок. Приветствуя хозяина, пес лизнул ему руку.
— Скорее! — нервничал Зубарев, поглаживая овчарку между ушей.
Возбуждение вожатого передалось Ральфу. Отталкиваясь от земли сильными лапами, он потащил солдата за собой. Зубарев с трудом успокоил его.
— По коням! — скомандовал капитан. — За мной, рысью, марш-марррш! — и дал коню шпоры.
Остальные наряды уселись в машину.
Четыре минуты прошло с момента объявления тревоги...
Свободным пограничникам лейтенант Ганиев разрешил вернуться в казарму. Он знал, что если понадобится, они через минуту снова будут в строю.
Поправляя на ходу косынку, к замполиту подошла Наташа. Ветер распахивал ее меховую шубку, торопливо накинутую на плечи, прижимал к ногам полы халата.
— Почему не спите, Наташа? — спросил Ганиев.
— Разве сейчас до сна? — с тревогой в голосе ответила она.
Издали донесся грохот. Лейтенант покачал головой, соображая: где это?
Наташа тоже прислушалась, вопросительно посмотрела на Ганиева.
— Ничего, обойдется, — заметил Ганиев, стараясь говорить спокойно.
Наташе стало страшно. Страшно за мужа, за Обручева, Гебридзе, за всех, кто в эту метельную ночь находился на боевом посту.
— Беспокоитесь? — поняв ее тревогу, сказал лейтенант. — Ничего, всё будет хорошо.
— Да, конечно, — растерянно ответила Наташа. — Я сейчас переоденусь и буду в медпункте.