Граничный Орден. Стрела или Молот
Шрифт:
Карницкий Адриан
Дело об украденных штанах и двух мертвых зайцах. Часть 2
Возчик с почтовой станции хоть и вез куда следует, но как начал стенать и жаловаться с самого начала, так и не замолкал.
— Вашбродь, мож, повертаемся? Куда ж это годится — ехать на ночь глядючи? А если, не приведи Спас, волки?
— Отобьемся. Езжай давай, — в который раз ответил Марчук. И тихо добавил: — Вот же гузыня(1)!
—
— Фонарь повесишь! Который по уложению о почтовых станциях должен быть!
Орденский кучер довез лишь до второй станции, где Марчук взял двуконную бричку с возчиком. Как ни уговаривал почтовый начальник, Стрела не согласился остаться на ночь и потребовал отправиться тотчас.
Карницкий не понимал, откуда такая срочность, ведь они даже не были уверены, что в Верхнем Яре и впрямь попаданец. Может, шутит кто?
— Отобьемся… — продолжал ворчать возчик. — Кнутом, что ли, отбиваться? Тут волки громаднющие, как напрыгнут, как перервут глотку-то… Да и что за нужда растакая — ночью через лес ехать? Помирает кто? Да коли и так, разве что поделаешь? Спас даст — выживет.
— Орденские мы, — не выдержал его бубнежа Карницкий. — Чужак там объявился.
Мужик чуть с козел не сверзился — так шею выворотил, чтоб на своих седоков взглянуть. Сотворил Спасов знак и подхлестнул лошадей, переводя тех с шага на легкую рысь.
Марчук укоризненно покачал головой:
— Зря, Карницкий. Не стоит прежде времени людей пугать, теперь ведь слухи пойдут всякие.
— Зато хоть с места тронулись, а то еле шли. И, Аверий, — Адриан замялся, всё ещё не привыкнув называть старшего по имени, — зачем нам торопиться? Никто ж его не видел. Я полагаю, там бродяга или отшельник.
— Тогда подумай еще. Человек вроде бы опытный, в лесу выживает, зайцев ловит, но к людям не выходит. Почему? Если наш, так знал бы, что убивать его не будут. Отсидится в жарнике, поговорит с нами и пойдет дальше. Этот не выходит. В лесу он уже долго, иначе б штаны с рубахой не крал, знать, истрепалась одежка. И мужик тот прав: наши бы взамен краденого ничего оставлять не стали. Нет, это чужак, к тому же умный и осторожный. Не как прошлый…
— Сомов. Женя Сомов, — тихо подсказал Адриан.
Марчук взглянул на бледное лицо подопечного и взрыкнул:
— Ты это, Карницкий, брось! Ни к чему помнить их имена. Никто их сюда не звал и добра от них нет! Зло одно! Лучше сказывай, как в питомник попал. Кто из твоих погиб?
— Матушка. И ее сенные девки, и кухарки обе, лекарь наш… Вся челядь в доме.
— А отец?
— Батюшка в отъезде был, на месяц в Белоцарск уезжал. Говорит, вернулся, а сельчане перепуганы, в дом боятся идти и его не пускают, мол, смерть там, злой Сатан покуражился. Отец их кнутом разогнал, вошел, а в доме вонь несусветная. Тогда червень(2) стоял, жарко, вот мертвые и засмердели. На коврах засохшая рвота, юбки у девок запачканы… кишечными испражнениями. Матушка лежала в спальне в чистом, скорее всего, она первой испустила дух, и слуги успели ее и помыть, и переодеть, прежде чем сами слегли. А меня нигде нет. Батюшка пробежался по комнатам и нашел меня в детской, дверь была закрыта на ключ. Он ее выломал, а там я, живой, но слабый. Мне тогда пять лет исполнилось всего. Ночной горшок переполнен доверху, смрад стоит, по полу разбросаны обсосанные и плесневые куски хлеба, кувшин перевернут и уже давно — вода-то высохла. По-видимому, я пытался попить да не удержал, опрокинул. Батюшка говорит, мама испугалась, что зараза на меня перекинется и закрыла в комнате с едой и водой, может, уже не соображала толком, а может, думала, что вылечится. Я ведь сызмальства болезненный был, всякая хворь, что обычно у детей сама за день-два сходит, ко мне прилипала надолго. Потому отец нанял лекаря, да не какого-нибудь травника деревенского, а ученого, из Белоцарска. Лекарь тот умел и кровь пускать, и пиявок ставить, мази варил вонючие, хотя с той заразой не совладал, тоже скончался.
— Отец не заболел?
— Нет. Он меня из дому вытащил, послал весть в Орден. Приехал Стрела, всё осмотрел, опросил всех в деревне, со мной поговорил, да только попаданец тот как-то мимо крестьян сумел пройти или сразу у нас в доме очутился. Говорят, такое иногда случается.
— Случается, — кивнул Марчук.
— Не нашли попаданца. И хворью той никто больше не болел. Стрела сказал, что чужак убежал в лес и там помер. Тела, правда, не нашли.
Возчик остановился, вытащил из сундучка под козлами фонарь, запалил внутри свечу и повесил так, чтобы свет шел вперед лошадей. Хороший такой фонарь, дорогой, половина стенок изнутри заложена зеркалом так, чтоб возницу не слепило, а дорога была видна, как днем. А если и не как днем, то хотя бы как в сумерках.
И снова бричка затряслась по колдобинам, раскачиваясь, как лодка в непогоду.
— Потому ты и решил пойти в Орден? — спросил Марчук. — Отомстить за мать?
Карницкий криво усмехнулся.
— Какая месть? Я матушку почти и не помню, только по портрету и рассказам батюшки. Вернее будет сказать, что я не видел для себя другого достойного пути. Вести хозяйство? Так у меня батюшка еще не стар, два лета как женился, дочь родилась, сестра моя единокровная. В чиновники податься, в канцеляриях день-деньской просиживать? Нет в том ни славы, ни удали, ни интереса. Военные ныне не в чести, в казармах в карты играют да парадами ходят. Вот и получается, что единственный достойный путь — это Граничный Орден. Уж там-то люди каждый день жизнями рискуют, чужаков по лесам и весям отлавливают. А заодно, может, и удалось бы мне отыскать след того попаданца, который через наше имение прошел.
— И тебя с отцом не напугало, что в питомник сирот безродных берут? Не место там… благородным.
— Не напугало. Батюшка, услыхав мое желание, отправил меня в дальнюю деревню, где никто не знал, какого я роду. Обрядили меня в мужицкую одежду, лакей поселил у своих родителей и оставил. Три месяца я там прожил как мужик, навоз кидал, учился простому говору, дрался с мальчишками до кровавой юшки, грамотею в ноги кланялся, хотя это он должен был мне поклоны бить. Лишь после того батюшка согласился послать меня в питомник.
Возчик за время разговора несколько раз оглянулся, пытаясь рассмотреть благородного дуралея, который по доброй воле в мужики пошел.
— А вы, Аверий, как в Орден попали? — спросил Карницкий, предположив, что сейчас у них важный этап сближения напарников через откровенность.
— Обычно, — буркнул Марчук. — Ладно, путь неблизкий, я подремлю, а ты пригляди за возчиком. После полуночи разбудишь.
Прислонился к стенке брички, под голову подложил картуз и уснул. Карницкий растерянно глянул на Марчука, на возницу и вздохнул.
Мерно трюхали почтовые лошади, время от времени переходя на шаг, бричка тряслась и поскрипывала, то и дело подбрасывая седоков на кочке или ямке. Плясали на дороге отблески от фонаря, высвечивая неширокую наезженную колею, зато лес по бокам казался еще более жутким от пляшущих теней. То мелькнет силуэт неведомого чудища с распахнутым зевом, то блеснут алым глаза, то ветвь потянется к путникам огромной когтистой лапой. Там грозно ухали совы, недалеко завыл волк, и десятки голосов подхватили его вой. Вдруг что-то затрещало и гулко бухнуло оземь, будто великан сшагнул с неба.