Границы (не)приличия

Лари Яна

Ася

— Перестань портить мне ребёнка, — ворчит Королёв, оттесняя Жана плечом и бесится ещё больше, когда тот, без зазрения совести обходит меня со спины, чтобы положить руки на живот с другой стороны.

Чувствую, как крошечный кулачок тут же толкается ему в ладонь.

— О, Софи, принцесса, ты тоже со мной согласна, — умиляется Жан на французском. — Обещаю, как только я смогу взять тебя на руки, мы сбежим от этого тирана по магазинам!

— Ты купишь

ей тот планшет только через мой труп. У Сони будут книги и только книги! — фыркает Стас, по привычке ныряя в карман куртки за пачкой сигарет.

На его плече никотиновый пластырь, но за неделю, проведённую в Париже, подобные порывы патологически участились.

Причина явно не в белокуром сопернике, который угрозы не представляет даже теоретически. У Жана есть Луиза — его новая большая любовь, а у Королёва, видимо, новые загоны.

Быстро проникнувшись будущим отцовством, он проявил свой нрав во всей полноте.

Миша погиб, а Стас мне всё равно одной из дома выходить запрещает. И дверь заменил на массивное нечто с тремя замками, четвёртым потайным и видео-глазком в нагрузку. Ну вот как ему доказать, что я не слиток золота, а моему психоэмоциональному состоянию ничего не грозит? Никак. В некоторых вопросах он настоящий деспот.

Сказал неприступная крепость, значит — крепость.

Сказал, что мне нужно развеяться — мы полетели в Париж.

Правда, взамен я выторговала его согласие на скромный вечер вместо пышной свадьбы. Ну как скромный. Лис вызвался тамадой, поэтому скромным в итоге был только румянец Анастасии Львовны.

Зато отыграли с душой и без пафоса.

Север — в перспективе счастливый отец двух богатырей-близнецов, задвинул пронзительную речь о семейных узах. Полина и Аня, ставшие мне практически родными, приготовили песню. А Королёв вместе с рукой и сердцем подарил мне большую, дружную семью. Я могу быть спокойной, ведь у нашей не родившейся крохи уже подрастает настоящая лисица-подруга и скоро должны появиться двое бесстрашных защитников. Одиночество нашей малышке не грозит.

Ну а Стас…

Ох, это отдельная тема.

Он неисправим. Опекает и заботится о каждом в своём маленьком королевстве. У него — проседь серебристыми нитями в волосах, душа нараспашку, лёгкая ленца в плавных движениях — вообще никаких проблем, даже если усталый взгляд убеждает в обратном. И только рекордный срок, за который Королёв получил повышение, умудряясь не обделять меня вниманием, показывает сколько сил он на самом деле отдаёт нашему будущему.

И я им горжусь. Я в нём растворяюсь. Я им дышу.

— Спокойно, Софи. — Не унимается Жан, явно подтрунивая над Королёвым. — Твой папа не такой строгий, каким рисуется. Подрастёшь, я научу тебя, как из него верёвки вить.

— Он опять подрывает мой авторитет, да? — С подозрением щурится Стас.

— Ничего твоему авторитету не грозит. — Смеюсь, переплетая наши пальцы. — Я тебя слишком хорошо знаю. Ты сам же и купишь первым этот планшет.

В ответ Стас просто молча сжимает мою руку, как делает, когда всего не

уместить словами. Обручальное кольцо в форме короны привычно впивается в кожу. Это трогает гораздо сильнее признаний и клятв. Стабильность, надёжность, защищённость. Он так обозначает свой раз и навсегда выбранный путь — «Мы пройдём его до конца. Вместе. Верь мне».

— Куда это он?

Несмотря на вечные перепалки Жан и Королёв прекрасно ладят, но сейчас во взгляде мужа я вижу облегчение.

— Сказал, что обязан подобрать наряд достойный своей крестницы. Нежный и воздушный, — перевожу последние слова друга.

— И всё-таки Жан славный малый. — Хмыкает Стас ему вслед. — Но это между нами. Пусть не расслабляется.

— Ты невыносим.

Прижимаюсь щекой к его плечу.

— Эй, я, вообще-то, исполнил твою мечту. Мы держимся за руки, стоя под тисом в саду Тюильри. Посмотри вокруг. — Стас разворачивает меня спиной к себе, бережно накрывает живот ладонью. — Тебе здесь нравится?

— Очень. — Скольжу невидящим взглядом по бронзовым изваяниям пышногрудых дев, тщетно пытаясь уловить, что его тревожит.

Стас ведёт подушечкой пальца по моей скуле. Поверхностно и выверено. От него волной идёт лёгкая грусть, будто прощения просит. Это ничем не выражено, просто ощущение. Наши эмоции синхронизируются, кажется, так давно, что уже и не вспомнить.

Пальцы спускаются дальше, едва касаясь кожи. Вдоль линии шеи до воротника и обратно к мочке. Он смущён, растерян. И я тоже. И я так же. Потому что… ну да, видимо, не такая уж выдумка теория о двух половинках. Притянулись же как-то, дополнили один другого, срослись.

— Мне тоже нравится. Здесь даже дышится легче.

— Продолжай. — Тоном даю понять, что замять разговор не получится. Поворачиваюсь к Стасу лицом.

Он вздыхает так, будто устал после долгой ходьбы.

— Теперь наш город покажется тебе ещё серее. А всё могло сложиться иначе. — Улыбается нервно немного, но искренне. — И тебе завтра не пришлось бы возвращаться. Я счастлив без оговорок. Просто мне бы не хотелось, чтобы ты о чём-то жалела.

— О чём мне жалеть? О том, что посыпались воздушные замки? Так они хороши только издалека, — прижимаю его ладонь к плащу над сердцем. — Никакой Париж не согреет, как греют стены нашей квартиры. Потому что за ними история. Наша история, Стас. Не ты ли мне это пытался объяснить когда-то?

Вижу, как он расслабляется под моим пристальным взглядом, оттаивает. И сама наполняюсь воздушно-солнечным покоем.

— Моя королева, — срывается шёпотом вперемежку с его жарким дыханием, оставляя на коже горячий след.

— А ты о чём-то жалеешь? — не могу отпустить взглядом тёмные, просто штормовые глаза.

Стас шутливо постукивает костяшкой указательного пальца по стволу.

— Моментами ты как этот тис. Ась, я ведь даже во сне сияю. Ну о чём я, по-твоему, могу жалеть?

— Я слышала, как ты говорил Северу, что сын — это продолжение отца. — Опускаю голову, пожимая плечами. — И что все мужчины хотят сына.