Гравилет «Цесаревич»
Шрифт:
— Давно это?..
— Больше пол-срока отмотала. Уже лупит меня вовсю, как футболист.
— Думаешь, мальчик?
— Хотелось бы. Дочка у тебя уже есть. Хватит с тебя… девочек.
— Что ж ты мне сама-то не сказала?
— Она искренне изумилась.
— Как? Это я Лизу совсем уж расстраивать не хотела, не сказала, что ты мне сам разрешил!
Мне захотелось закурить. Кто-то из нас сошел с ума. И вдруг мелькнула жуткая мысль: да не «пешка» ли она уже? Как Беня, долдонивший про тягу патриарха к личной
— Когда разрешил? — спокойно спросил я и поймал себя на том, что, кажется, уже веду допрос.
— Да в Сагурамо! Я была уверена, что ты все понял! Ты сразу сказал — только немножко поломался сначала насчет порядочности — а потом сказал: если без ссор и дрязг, то был бы рад.
Я все делаю, как ты сказал — ни ссор, ни дрязг.
— Ну ты даешь, — только и смог выговорить я. А потом спросил, прекрасно зная, что она ответит, если будет честна: — А если бы не разрешил, что-нибудь бы изменилось?
Она помедлила и чуть улыбнулась:
— Нет.
Я молчал. У нее исказилось лицо, она даже ногой притопнула:
— Мне тридцать шесть лет! Через месяц — тридцать семь! Имею я право родить ребенка от того, кого наконец-то люблю?!
— Имеешь. Но я-то теперь как? В петлю лезть от невозможности раздвоиться? Ведь что я ни делай — все равно предатель!
— До сегодняшнего дня ты прекрасно раздваивался. Теперь — хвостик задрожал? Тогда гони меня сразу.
Мы помолчали. Задушевная получилась встреча.
— А я шла сюда, — вдруг тихо сказала она, — и думала: удастся ли мне когда-нибудь затащить тебя в постель, или уже все?
Меня сразу обдало жаром.
— А хочется? — так же тихо спросил я.
— Вопрос, достойный тебя. Да я тут ссохлась вся от тоски!
— Зачем же ты так далеко сидишь? — я старался говорить как можно мягче, и только боялся, что после недавней перепалки это может не удаться или, хуже того, прозвучать фальшиво.
— Здесь? — с отвращением выкрикнула она.
Я опять перевел дух. Как тяжело… Язык не поворачивался, но надо же ей растолковать.
— Стасенька, по моему… Лиза уверена, что у нас с тобой это будет.
— Это ее проблемы.
— Не надо так. Даже если ты сейчас не… — не знал, как назвать. И не назвал. — Все равно ты плохо сказала. Ведь мы с тобою можем опять очень долго не увидеться, и она это понимает.
— Не хватало еще, чтобы твоя жена тебя мне подкладывала.
Я почувствовал, что у меня дернулись желваки.
Ну, самоутверждайся, — сдержавшись, сказал я глухо.
— Сашенька, я уже лет пятнадцать этим не занимаюсь. Но в ваше супружеское ложе не лягу ни за что.
— Ложе, ложе! — я уже терял терпение. Единственное, на что мня еще хватало — это на то, чтобы не повышать голос. — Стася, при чем тут ложе! — и, уже откровенно глумясь, добавил: — Вот, можно на коврике!
Она поднялась.
— Какой тяжелый ты человек, — сказала она и пошла к двери. — Не провожай. А то ведь кругом враги.
Все мое раздражение отлетело сразу. Остались только страх за Стасю и тоска. Что же она делает? Она же доламывает все! Она этого хочет?
— Стася, а обед?! — нелепо крикнул я ей в спину, и дверь резко закрылась.
Я с яростью потряс головой. Дьявол, ничего не успел даже спросить. Как у нее с деньгами? Как со здоровьем? Как с публикациями, сдержал ли Квятковский слово? По телефону вроде говорили о какой-то подборке… Дьявол, дьявол, дьявол! Бред!
С чего же начали цапаться-то?
Когда я прикуривал четвертую сигарету от третьей, в дверь осторожно поскреблись. Я обернулся, как ужаленный. Неужели вернулась? Господи, хоть бы вернулась!
— Да! — громко сказал я, уже поняв, что это Лиза.
Она правильно рассчитала: если бы мы были в спальне, то просто не услышали бы.
И она бы снова ушла. Все зная наверняка.
Она явно не ожидала, что я отвечу. Только через несколько секунд после моего «да!» оживленно влетела в комнату, и задорная, гостеприимная улыбка на ее лице сразу сменилась растерянной.
— А где Станислава? Ой, дыму-то!.. — она почти подбежала ко мне. Глянула на розетку для варенья которую я превратил в пепельницу. — Святые угодники, четвертая! Да что случилось, Саша? На тебе лица нет!
— Все, Лизка, — сказал я, снова впихивая себе сигаретку в губы. Руки все еще дрожали. — Пляши. Одной козы — как не бывало.
— Вы что, поссорились? — с ужасом спросила она.
Я неловко размолотил окурок в розетке, среди вонючей трухи предыдущих, и кивнул. Лиза, прижав кулачок к подбородку, потрясенно замотала головой.
— У нее на шестой уже перевалило… тебе, может, опять под пули лезть… Ой, дураки, дураки, дураки…
И тут же, схватив меня за локоть, энергично заговорила:
— Саша, ты только не расстраивайся, не бери в голову. Это у нее просто период такой. Я, когда Поленьку ждала, тоже на тебя все время обижалась, из-за любого пустяка. Только виду не подавала. А она — другой человек, что ж тут сделаешь. Привыкла к свободе, к независимости. Она родит, и все постепенно уляжется, она ведь очень тебя любит, я-то знаю!
— Задурила она тебе голову, Лизка, — почти со злостью проговорил я. — Не верь ей. Просто с возрастом приперло. Решила родить абы от кого — ну, а тут как раз дурак попался. Никого она, кроме себя, не любит, и никогда не любила… Ну, так что у нас с обедом? Ты вкусный обед обещала!
Она испуганно всматривалась мне в лиц. Будто не узнавала. Будто у меня выросли рога и чертов пятак вместо носа.
— Вот теперь я совсем поняла, о чем ты ночью говорил…
— Да я много глупостей наговорил.