Гражданин начальник
Шрифт:
– Тоже верно, – согласился Фырнин. – Союзники у вас есть?
– Найдем, – с легкой заминкой ответил Пафнутьев.
– Ясно... Значит, пока нет. Вариант «Одинокий бизон».
– Не понял?
– Это я для себя определяю. Вы – один. Их расчет – на вашу управляемость. И в деле вы до тех пор, пока они не почувствуют опасность, верно?
– Примерно, – согласился Пафнутьев.
– Вот я и говорю – одинокий бизон. Теперь по делу... Сегодня вы отправляйтесь один. Я вылетаю завтра.
– Гостиницу сделаем, – заверил Пафнутьев.
– Ни в коем случае! Прилетаю, звоню вам, встречаемся, обмениваемся новостями, намечаем коварные планы. Встречать меня не надо. Говорить обо мне никому тоже не стоит. Встретит меня или прокурор, или кто-нибудь... Из управления торговли. И гостиницу устроят.
– Не понял? – Пафнутьев был ошарашен. – Но ведь они... они...
– Замараны? – усмехнулся Фырнин. – Ничего. Всегда полезно иметь в друзьях людей могущественных, обладающих возможностями, связями... Верно? Не переживайте. У вас есть маленькие профессиональные тайны? У меня тоже. Поэтому гостиницу заказывать не надо. Они все сделают, ваши клиенты. Глядишь, еще и оплатят, а? – Фырнин рассмеялся.
Приближаясь к прокуратуре, Пафнутьев увидел бежавшего навстречу эксперта. Худолей был чем-то взволнован, дышал часто и виновато, перед следователем остановился, не в силах перевести дух, прижав к груди красновато-прозрачные ладошки.
– Паша, – с трудом выговорил он. – Паша... Это самое... Я сейчас все объясню...
– Конечно, объяснишь, куда ты денешься?
– Я сейчас...
– Давай-давай, я подожду, – Пафнутьев не столько рассматривал Худолея, сколько принюхивался. Но никаких подозрительных запахов не уловил.
– Паша, ты должен знать, что вчера... Тебя не было, правильно? Я искал, но не нашел... Водка, понял?
– Вот как сказал «водка», так я сразу все и понял.
– Подожди, не злись...
Взяв Пафнутьева под руку, Худолей отвел его в ближайший сквер, усадил на скамейку, сел рядом. Дыхание его восстановилось, и он смог наконец произнести несколько связных слов.
– Паша, ты просто обязан мне поверить, у меня есть свидетели, и они подтвердят... Твою бутылку я унес с собой в тот же вечер. Угостил ребят... Они знали, что я приду с бутылкой. Предупредил, что один хороший человек, по доброте душевной... Ты – понимаешь, я имел в виду тебя... Здесь я не выпил ни капли, даже не открыл бутылку... Уходя, сунул в портфель и унес с собой.
– А потом в портфеле ее не оказалось? – предположил Пафнутьев.
– Нет! – досадливо отверг Худолей оскорбительную догадку. – Все в порядке, она оказалась там, куда я ее положил.
– Вы ее выпили?
– Во единый дух! Прекрасная водка! Просто на удивление... Ты веришь, что я унес бутылку с собой? Веришь?
– Если еще произнесешь слово «бутылка», я набью тебе морду. Понял? Нет сил слушать.
– Хорошо, пусть так. Тогда сразу... Пленка пропала.
– Какая пленка? – охнул, как от удара, Пафнутьев.
– На которую я снял место происшествия. Нет пленки. Прихожу утром пораньше, думаю, к твоему приходу отшлепаю пару десятков снимков, а это... Ее нет. Она висела возле увеличителя. У меня всегда так... Пленка, которая в работе, висит на виду, чтоб я не забывал о ней... А ее нет.
– Снимки?
– И снимков нет. Ни одного.
– А дверь? Опечатана?
– Знаешь, когда я открыл ее, то не заметил повреждений. Явных повреждений не было, это точно. А если бумажку заменили или надорванную подклеили... Это возможно, но и этого не заметил.
– Так... – произнес Пафнутьев осевшим голосом. – Так... Жить стало лучше, жить стало веселее, шея стала тоньше, но зато длиннее.
– Паша, я ушел трезвым... Если бы дверь осталась открытой, вахтер поднял бы шум, он перед сменой осматривает все двери... Я был в порядке.
– Остановись, Виталий... помолчи. Очень много слов... Я так не могу... Ты пришел на работу за полчаса до начала, так?
– Понимаешь, когда ты мне сказал, что...
– Заткнись. Я задаю вопрос, ты отвечаешь. И все. Ты пришел за полчаса?
– Да. Даже минут за сорок.
– И ни пленки, ни снимков не было?
– Скажу больше – рядом в корзине валялись пробные отпечатки. Понимаешь? Там недодержка, там передержка, всегда первые снимки оказываются бракованными... Я их выбрасываю в корзину. Они плохие...
– Их тоже нет?
– Ни единого. На полу валялись несколько незакрепленных, изображение на них просто почернело... И тех нет. Паша, сними грех с души, скажи... Два отпечатка, которые ты отобрал, – рубчатая подошва и треугольничек на протекторе... Они целы?
Пафнутьев с удивлением посмотрел на Худолея, задумался на секунду и несколько суетливыми движениями раскрыл папку, вынул черный конверт, заглянул внутрь... И облегченно перевел дух.
– Слава богу! – Худолей воздел глаза к небу. – Хоть что-то осталось!
– А теперь слушай меня внимательно, – Пафнутьев положил руку на тощую коленку эксперта, усмиряя его восторги. – Ты кому-нибудь говорил о пропаже?
– Ты что?! Думаешь, я дурак? Да? Ты в самом деле думаешь, что я спившийся идиот? Так и скажи! Скажи! Ну?!
– Виталий, дорогой... Заткнись. Помолчи. Отвечай на вопрос. И больше ни слова. Ты говорил хоть одной живой душе о пропаже в лаборатории?
– Нет, Паша, клянусь.
– И не скажешь. Понял?
– Но тебе-то я уже сказал...
– Значит, знаем об этом только мы двое. Не считая похитителя. Ты ведешь себя так, будто ничего не произошло. Ничего у тебя не пропало и никогда не пропадало. Если хочешь жить.
– Ты пугаешь или предупреждаешь?
– Предупреждаю. Но не преувеличиваю. Если доложишь о пропаже, Анцыферов выставит тебя в течение часа. По статье.