Гражданин преисподней
Шрифт:
– И про что, интересно, я эти ложные слухи распространял?
– Например, про Грань, – произнес Змей с очень-очень мягким упреком.
– Про Грань я вообще ничего не знаю, – почти искренне возразил Кузьма. – И вас тогда сразу предупредил, что говорить буду с чужих слов.
– Хорошо, а что вы рассказывали на эту тему представителям святокатакомбной церкви?
– Когда?
– Недавно. Вам точный день назвать?
– Ничего особенного я им не рассказывал. Что вам, то и им.
– Ой ли! У меня имеются иные сведения.
– Если имеются,
– Пользуемся… Но хотелось бы знать и вашу версию.
– Послушайте, на каком основании вы меня допрашиваете? – Похоже, пора было переходить к тактике горячего возмущения (придерживая полную прострацию в резерве). – Разве я преступник?
– Не допрашиваем, а расспрашиваем, – поправил его Змей вкрадчивым голосом. – Улавливаете разницу?
– Не улавливаю! Сначала выпустите меня отсюда, верните личные вещи, а потом расспрашивайте.
– Выпустить не могу, не имею такого права. Сейчас вы находитесь в карантине. Таков обычный порядок, и вы должны были заранее знать об этом.
– Раньше ваш карантин таким строгим не был!
– Раньше и зараза была не такой прилипчивой.
– Друзья мои тоже в карантине?
– Какие друзья? – Вопрос Кузьмы если и не огорошил, то по крайней мере озадачил Змея.
– Бросьте дурака валять! Со мной на Торжище еще двое было. Светляк и темнушник. Их ваши люди еще раньше меня прихватили. Пока не увижусь с ними, вы из меня и слова не вытянете. Даже клещами. Зарубите это у себя на носу!
– Успокойтесь, – сказал Змей, машинально трогая нос. – Торжище находится в ведении отдела снабжения. Им и поручен был непосредственный контакт с вами. Я не в курсе. Но обязательно постараюсь навести справки.
– Вот и наводите. Только попрошу представить эти справки в натуральном виде. Живьем, так сказать… После и поговорим.
– Без небылиц?
– Без небылиц, – пообещал Кузьма. – И даже без заведомо ложных слухов.
– Тогда до скорой встречи. – Добравшись до люка, Змей особым образом постучал, и его сразу выпустили наружу.
На приличную кормежку Кузьма даже не рассчитывал. С этим у метростроевцев всегда было туго (не в ту сторону они, наверное, туннели рыли).
К сожалению, его предчувствия сбылись. После жаркого из ящериц, которым его угощали на Торжище, тюря из мха, и к тому же недоваренная, просто не лезла в горло. Такой обед заслуживал разве что помойного ведра.
Неплохо было бы вволю отоспаться, но Кузьма понимал, что покоя ему не дадут. Если метростроевец говорил «Сделаю!» – это означало, что его лопата (отбойный молоток, топор, нож, половой член, взгляд – без разницы) через мгновение вонзится туда, куда надо. Если Герасим Иванович Змей обещал навести справки, результат нужно ожидать в самое ближайшее время. Так уж были воспитаны здешние люди. Сказано – сделано! Пусть даже ради этого придется пробить головой глухую стену.
Так оно и случилось. Лязгнул люк, обрушив вниз очередную порцию ржавой трухи, и чей-то незнакомый голос произнес:
– К вам посетитель. Время свидания – до ужина.
Нога в драном башмаке еще только нашаривала верхнюю скобу лестницы, а Кузьма уже догадался, кто именно к нему пожаловал. Эх, зря Венедим не воспользовался его подарком! Будет скоро босой ходить. У метростроевцев обувка положена только передовикам производства, а вновь выбраться на Торжище уже вряд ли доведется.
– Бог в помощь! – Спустившись вниз, светляк перекрестил Кузьму.
– Спасибо, конечно, только помощь нужна в деле, – ответил тот. – А здесь, кроме суходрочки, и заняться-то нечем.
– Я имел в виду помощь духовную, – пояснил Венедим. – Ту помощь, которая позволяет стойко переносить все ниспосланные судьбой лишения, в том числе и неволю.
– А мне что воля, что неволя – все едино. Весь Шеол большая тюрьма.
Тут Кузьма, конечно, слегка покривил душой. Одно дело, когда стены тюрьмы, как сейчас, буквально давят на тебя, и совсем другое, когда ты этих стен даже и не видел никогда.
– Нельзя так говорить. Если свободна душа человека, свободен и он.
– Ты найдешь, чем утешить… Ладно, не будем про это. Лучше скажи, где Юрок?
– Представь себе, он благополучно избегнул нашей участи. – Венедим уселся напротив Кузьмы. – Едва ты отлучился, как те подозрительные люди, с которыми Юрок уже затевал ссору, услали куда-то корчмаря и без всякого предупреждения накинулись на нас, аки дикие звери. Я даже заступничества у святого Егория не успел попросить. Связали меня и бросили на пол… Зато с Юрком пришлось повозиться. Пока ему одну руку крутили, он другой пистолет вытащил. Пуля, правда, в потолок угодила, но шума сделалось немало. Супостаты с испугу отпрянули, а Юрок сразу из корчмы вон. Четверо вслед за ним кинулись, но тут снаружи поднялась какая-то кутерьма, и Юрок в толпе сгинул. Это они так потом говорили: сгинул, дескать, ловкач проклятый, наживем мы из-за него неприятностей.
– Успел, значит, выстрелить, – с одобрением произнес Кузьма. – Что молодец, то молодец… А почему я пороховой гари не учуял, когда в корчму вернулся?
– Наверное, из-за очага. Уж больно он смердел.
– Возможно. Но все равно это мое упущение… Как тебе на новом месте живется? Не обижают метростроевцы?
– Для меня любая обида только во благо. Я ведь дал обет смирять гордыню. На кого мне роптать? На себя? На людей? На Бога?
– А все-таки? Вид у тебя неважный. Как у заблудшей овцы, которой сатана задницу подтирал.
– Притомился с непривычки. Я как сюда попал, мне сразу кайло в руки вручили и велели какую-то стенку долбить.
– Продолбил?
– Где уж там! Как ни старался, а ямка получилась такая, что даже кулак не засунешь… За что и был наказан лишением пропитания.
– Вот драконы поганые! Ну я им это припомню!
– Зачем же? Правы как раз они, а не я… Кто не работает, тот не ест. Так Спаситель сказал.
– Доешь за меня, а? – Кузьма пододвинул ему нетронутую миску тюри. – Я до местных блюд не большой охотник.