Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Шрифт:
Но дело шло не очень. Как вспоминает Р. Гуль, впоследствии ставший участником «ледяного похода»:
«Меня поражает крайняя малочисленность добровольцев. Новочеркасск полон военными разных форм и родов оружия, а здесь, в строю армии, — горсточка молодых, самих армейских офицеров».
И в самом деле: уехавших из столиц офицеров и генералов было — не протолкнуться, но большинство, видимо, просто собирались отсидеться подальше от большевиков и переждать события.
Каледин дураком не был. Он прекрасно понимал, что половина населения поддержит большевиков по определению — благодаря «Декрету о земле».
И ведь лишняя-то земля у казаков была! Так называемые войсковые земли, которые держали про
Поэтому, чтобы наделить землей иногородних, ни от кого не требовалось ее отнимать. Каледин активно продавливал идею передачи иногородним трех миллионов десятин (гектаров) земли и заодно облегчения для них права вступления в казаки — то есть, пытался сплотить население против большевиков.
Однако ничего толкового из этого не вышло. Фактов передачи земли иногородним не известно. Дело в том, что эти в общем мудрые решения были даны на откуп вниз — ведь у казаков имелось самоуправление. А там… То ли лень оказалось эти вопросы решать, то ли было «не любо» — не хотели казаки, чтобы мужики сравнялись с ними. В общем, станичники получили себе непримиримых врагов на собственной земле. Вот чем аукается излишняя жадность.
Тем временем Каледин начал войну. 25 декабря казачьи части захватили Ростов. Мне не очень понятно, из кого состояли эти части — из тех, кто сбежал с рухнувшего благодаря Декрету о мире фронта? Но это и не очень важно. Недаром даже не испытывавший никакой любви к большевикам генерал Деникин назвал эти действия авантюрой.
Так оно и вышло. Красногвардейские отряды окружили область Войска Донского со всех сторон. Иногда казаки им крепко давали по голове, но в общем-то воевать станичники не хотели. Видимо, полагали так: пусть они там в Питере делают, что хотят, нас это не волнует. А у себя дома мы разберемся.
«Подъезжая к Хопрам, мы застали такой митинг. Казаков пробует уговорить новый начальник участка генерал Черепов, но бесполезно: казаки решили расходиться по домам. Пробует уговорить их и священник станицы Гниловской с распятьем на груди. Он поднимал казаков, ходил с ними в бой, но теперь его не слушают. "Чего нам говорить!" — "Сами знаем, что делать!" — "Идем по домам!" — "Нет, где этот начальник наш, туды его мать? Где он, мать его… Убежал, сволочь!"»
(Р. Гуль)
И чем это отличалось от таких же митингов краногвардейцев?
…Добровольческая армия дралась несколько лучше. Бежавшим сюда офицерам терять было нечего и бежать больше некуда. Именно тогда возникли вошедшие в легенду офицерские полки.
Выглядело это примерно так:
«Спрыгиваю с лошади, вхожу в вагон. "Вам кого?" — спрашивает офицер в красивой бекеше и выходных сапогах. "Генерала Деникина, с донесением". — "Сейчас…" Выходит Деникин. В зеленой бекеше, папахе, черные брови сжаты, лицо озабочено, подает руку… "Здравствуйте, с донесением?" — "Так точно, Ваше Превосходительство"».
Повторяю донесение… "Полковник С. приказал спросить, не будет ли подкрепления и не будет ли новых приказаний?"
Лицо Деникина еще суровее. "Подкреплений не будет", — отрезает он.
"Что прикажете передать полк. С.?"
"Что же передать? Принять бой!" — с раздражением и резко говорит генерал.
Сажусь на лошадь. Проносится злобная мысль: хорошо тебе в вагоне с адъютантами "принимать бой". Ты бы там "принял". И тут же: ну, что же Деникин мог еще сказать? Отступать ведь некуда, подкреплений нет. Стало быть, все ляжем…
"Ну, что?" — кричит издалека полковник С. "Подкреплений не будет. Принять бой приказал генерал Деникин", — отвечаю я, спрыгивая с лошади. "Деникин? Он здесь? Вы ему всё сказали?" — "Всё". — "И принять бой?" — "Да". — "Стало быть, всем лечь". — "Хорошо", — говорит полковник С., и в голосе его та же злоба.
Несут раненых. "Куда
Цепи наступают. С ревом, визгом рвутся гранаты, трещат винтовки, залились пулеметы. Все смешалось в один перекатывающийся гул…
Но вот первая большевистская цепь не выдержала нашей артиллерии, дрогнула, смешалась со второй.
По дрогнувшим цепям чаще затрещали винтовки, ожесточенней захлопали пулеметы, беспрерывно ухаег артиллерия…
Большевики смешались, отступают, побежали… Отбили. И сразу тяжесть свалилась с плеч. Стало легко. "Слава Богу"».
(Р. Гуль)
Но красных было больше. Так что в итоге и казаков, и добровольцев стали медленно, но упорно теснить. И вскоре стали уже угрожать столице Дона Новочеркасску Характерно, что когда Каледин вызвал добровольцев на защиту города, он увидел… 147 бойцов.
В общем, дело было с треском проиграно. Атаман Каледин объявил, что слагает с себя полномочия, после чего застрелился. В тот же день красные взяли Ростов. А Добровольческая армия во главе с генералом Корниловым в количестве 4000 человек ушла в кубанские степи в свой героический «ледяной поход». Большевики победили. На время.
А на Дону началось черт знает что. Принято считать, что в этом виноваты большевики. Ага: явились откуда-то «евреи-комиссары» и стали расстреливать бедных казачков. Таких белых, пушистых и совершенно беззащитных.
Комиссары, конечно, были (и евреи среди них — тоже). Но основная борьба началась между своими — между иногородними и казаками. Первые, разумеется, взяли на вооружение большевистские лозунги. И на некоторое время сила была за иногородними. Но казаки тоже не лыком шиты. Кроме добровольцев, на Дону и на Кубани стали возникать как белые, так и красные партизанские отряды. В одном из них начал свою карьеру будущий легендарный командарм С. М. Буденный.
Потом наступили иные времена. Но это потом.
Еще была попытка на Урале: атаман Дутов в начале декабря захватил Екатеринбург. Ненадолго. Останавливаться на этом нет смысла — дальше все было как и в описанных случаях.
Первый бой с самостийниками
Мы дети тех, кто выступал
На бой с Центральной Радой.
Кто паровозы оставлял,
Идя на баррикады.
Наш паровоз, вперед лети,
В коммуне остановка.
Иного нет у нас пути,
В руках у нас винтовка!
Почти одновременно с событиями на Дону начались проблемы на Украине. Они зрели еще с февраля. Почти сразу же после Февральского переворота там тоже возник демократический орган — Центральная Рада.
Кучковались в ней люди, если смотреть по названиям их партий, левые. Но на самом деле они являлись прежде всего сторонниками «самостийности». Это были интеллигенты, можно сказать, в химически чистом виде — то есть у них имелись великие идеи, а ничего больше они не видели и видеть не желали.
К примеру, председателем Рады был Михаил Грушевский, профессор Львовскогоуниверситета [61] . Его заместителем являлся Владимир Винниченко, журналист, один из создателей Украинской социал-демократической рабочей партии (к общеимперской РСДРП, хоть большевистской, хоть меньшевистской, сторонников которых на Украине было полно, эта партия никакого отношения не имела). Кстати, в этой партии состоял лидер украинских националистов, будущий правитель «самостийной» Украины Симон Петлюра.
61
Напомню, что Львов входил в состав Австро-Венгрии.