Греческая смоковница (Ягода созрела)
Шрифт:
Наконец автомобиль подкатил к его тихой зеленой улочке. Автомобиль нырнул в нее, миновал несколько роскошных вилл и остановился около высоких чугунных ворот. Мужчина вышел, чтобы открыть их.
Патриция осмотрелась. По обеим сторонам улицы тянулись высокие заборы из солидного, чуть сероватого камня. Метров через семь от ворот улица делала резкий поворот, и что там было впереди оставалось загадкой. Она посмотрела на старинного литья ворота. Аккуратно выложенная булыжником аллейка за воротами тоже сворачивала в отдалении и плотная стена зелени по обе стороны
Он сел в кабину, проехал ворота, хотел снова вылезти и закрыть их, но девушка подарила ему такую улыбку, что мужчина не выдержал и с силой нажал на педаль газа.
Он услужливо открыл дверь и протянул руку, стараясь поразить галантными манерами. Патриция вздохнула и взялась за ручки сумки. Он тут же подхватил сумку и сделал приглашающий жест рукой, улыбаясь горделиво:
— Вот моя скромная обитель.
Патриция присвистнула якобы показывая свое восхищение. Собственно, ему есть чем гордиться, но ей было наплевать, как на дом, так и на его гордость.
Перед красивым двухэтажным особняком постройки прошлого века располагалась большая площадка, на нее вели четыре широких ступеньки. Посреди площадки красовался летний круглый стол и два легких плетеных кресла. Патриция подошла к одному из них и села.
— Жарко, — заявила она. — Посидим здесь.
Он растерялся.
— А ты не хочешь посмотреть мои апартаменты? — спросил он.
— Нет, — посмотрела она на него чистыми глазами. — Принесешь что-нибудь выпить?
— Да, да, конечно, — пролепетал он и поставил ее сумку рядом с креслом. — Я быстро.
Он торопливо прошел в дом, сбросил пиджак и, пританцовывая, приготовил два коктейля. Ей он налил джина побольше — на всякий случай.
— Я сейчас подойду, — крикнул он в сторону дверей, кладя в коктейли лед.
Поставил бокалы на серебряный поднос, подошел к зеркалу и придирчиво осмотрел себя. Пригладил волосы и расправил выпятившуюся на начинающем расти брюшке, рубашку. Расстегнул воротничок, снял модную косынку-галстук. Довольно улыбаясь, держа в руках словно заправский гарсон поднос с высокими бокалами, он вышел в сад.
И остановился на пороге удивленный.
Кресло стояло спиной к дому, он видел лишь ее темные каштановые волосы над плетеной белой спинкой. Но рядом с креслом, на огромной коричневой сумке, лежала вся одежда девушки — горку тряпок венчала ее футболка. Он мгновенно вспомнил, что лифчика она не носит, облизнул ставшие неожиданно сухими губы и двинулся к столу.
Патриция лежала, откинувшись в кресле, подставив лучам солнца свое изумительное, ровно загорелое тело, цвета подрумянившегося хлеба. На ней были надеты лишь узкие красные плавки. Увидев его, она улыбнулась. Он протянул ей бокал.
— А что это такое? — спросила она, взяв коктейль.
— Красное — компот, а остальное — секрет, — интригующе ответил он.
— Секрет? —
— Будем здоровы, — вместо ответа поднял он бокал.
Они чокнулись и пригубили коктейли.
Он сел в кресло рядом, не сводя глаз с ее тела. Она улыбнулась ему и вновь откинула голову на спинку кресла, закрыв глаза.
— Меня зовут Тимус Папулус, — представился он, завязывая светскую беседу. — А тебя?
— Элизабет, — не открывая глаз, сказала она. — Элизабет Бейкер из Нью-Йорка. — И добавила игриво: — Друзья зовут меня просто Эли.
— Эли, — пробуя на слух ее имя, повторил он. — Ты наверно манекенщица?
— С чего ты решил, что я работаю манекенщицей? — поразилась девушка и повернулась к нему.
— У тебя такое восхитительное тело, — сделал он неуклюжий комплимент. — И если тебе нужна работа фотомодели в Афинах, то у меня есть контакты и…
— Как удачно — равнодушно сказала она.
— Ну почему же нет? — обиделся он.
Она посмотрела на него своими черными бездонными глазами. Отметила, как вздулись у него брюки на ширинке.
— Ты слышишь, как у меня бьется сердце? — с придыханием произнесла Патриция. — Просто как сумасшедшее, попробуй.
Он нерешительно протянул руку к ее груди и робко положил ладонь несколько выше левого коричневого овала соска. Она взяла его поросшую черными волосами руку и уверенно опустила вниз, чтобы его пятерня полностью обхватила упругий и в то же время податливый бугор груди.
— Да, — подтвердил он, не зная что и сказать. Эта девица не укладывалась ни в какие привычные ему схемы. Он не понимал как себя с ней вести.
— Это оно из-за тебя так бьется, — томно сказала она.
— А-а… э-э… — промямлил он, словно не многоопытный муж, а безусый девственник. — Так ты значит возбуждена?
— Ласкай меня, — глядя ему в глаза, произнесла она.
Дважды повторять ей не пришлось. Он жадно, даже немного грубо провел рукой по ее груди, потом опомнился и уже медленно склонился к животу, погладил пальцами по красным трусикам в треугольничке которых был вышит кораблик с полосатым парусом и желтая морская звезда рядом. Тело его била непроизвольная похотливая дрожь. Он спустился до точеного колена левой ноги, опять поднялся к вожделенному кораблику. Она притворно-страстно вздыхала, но он был в состоянии, когда различить фальшь уже не возможно.
— Поцелуй меня, Тимус, — сказала она, тонко поддразнивая его, ибо знала, что произойдет в самом ближайшем будущем. Ей хотелось довести его до состояния крайнего возбуждения.
Он не ожидал такого быстрого развития событий и послушно потянулся к ней вытянутыми трубочкой губами.
— Ты женат? — неожиданно спросила девушка. Как опытный укротитель она решила чуть натянуть поводок.
Он остановился в своем движении к ее губам и задумался.
— Да, — наконец ответил он. — Можно сказать, что женат. Но это… — он задумался, подыскивая подобающие слова, — так сказать, условность. — Сделав чистосердечное признание, он вновь потянулся к ней губами.