Грех с ароматом полыни
Шрифт:
– Поэтому ты принялась их отстреливать? Потому что от людей устала? – попытался пошутить один из ее бывших коллег, когда она ему в этом призналась.
Друга звали Егором. Он был ее напарником. И долгое время изо всех сил старался, чтобы быть не только им. Пытался ухаживать, заботиться. Неуклюже, неумело, но искренне.
Ева его не гнала, но и не отвечала взаимностью. Они так и не переспали.
А потом она сорвалась, наделала ошибок. Ее уволили.
Егору намекнули, что общение с опальным капитаном Звонаревой нежелательно и может навредить его карьере.
А сколько? Месяца два, три? Да, что-то около того, почти три месяца они не виделись. И не созванивались. Скучает ли Егор, Ева не знала. Она же…
А, неважно!
Лида ушла, оставив на столе грязные чашки. Обиделась.
Когда их чаепитие случалось мирным, она обычно прибирала на столе. Уносила в дом чашки, мыла, ставила на полку. Булки и пряники накрывала стеклянным блюдом, чтобы не зачерствели.
Сегодня она не прибрала. Обиделась? Или ушла, чтобы найти статьи для Евы? Если так, то не очень-то она спешила. Ева успела вырыть и собрать всю картошку в наволочку, а на это у нее ушло почти два часа.
– Хороша подушечка, – пнула Лида раздувшуюся наволочку и насмешливо протянула: – И это весь урожай?
– Ага.
Ева выпрямилась, втыкая лопату в землю. Кивнула на трубочку из газет в Лидиных руках.
– Нашла?
– Нашла, – отозвалась та ворчливо. – Только не все тут. Что-то, наверное, выбросила. Три газеты нашла. Одного издания. Но точно помню, что был еще какой-то журнал. Название не вспомню никак.
– И газет достаточно. – Ева протянула руку. – Давай.
Лида отдала газеты, опустила глаза на картошку в наволочке. Спросила:
– Может, курам моим отдашь?
– Что? – Ева уже читала обведенную синим маркером статью.
– С картошкой что, говорю, будешь делать?
– А, это. – Ева вздохнула и повернулась к дому. – Есть…
Лида снова обиделась и ушла, громко хлопнув тяжелой калиткой. Ева опустилась в плетеное кресло, положила газеты на стол и принялась приглаживать их рукой, пытаясь распрямить.
Три номера одной и той же газеты. Название незнакомое. Тираж невелик.
Первая статья ее клеймила, вторая пыталась объяснить и оправдать, третья почти жалела. Автор не подписался.
Ева покусала губы, откинулась на спинку плетеного кресла, зажмурилась.
Что-то было предположением, откровенным преувеличением, что-то голыми фактами – их было немного. И об этом можно было узнать и от сотрудников социальной службы, которые спустя годы заинтересовались ее приемными родителями. Точнее, методами их воспитания.
Это было объяснимо. Влиятельный отец того мерзавца, которому она прострелила мягкие ткани его зада, мог нанять журналиста, который все это узнал. Это было объяснимо и несложно.
Но вот некоторые ее фразы. Точнее, цитаты.
Их не мог никто слышать. И знать о них не мог никто, кроме нее и того человека, который…
Который,
Глава 2
Он не настолько нуждался в деньгах, чтобы пойти на это. Это было нечто другое. Может, зов крови? Гены побеждали воспитание? Непонятно…
Карманных денег ему всегда хватало. Его тетка Верочка, которая занялась его воспитанием после смерти матери, наивно полагала, что если у него будет достаточно денег, он не пустится во все тяжкие в подростковом возрасте. Будет хорошо учиться. Сделает осознанный выбор в будущем. Не станет вором, как его отец, которого он никогда в детстве в глаза не видел. Не сопьется, как его родной дядька, и не подохнет в канаве, нахлебавшись дождевой воды. Ее племянник, не нуждаясь в деньгах, совершенно точно вырастет нормальным человеком. Воспитанным, образованным. Возможно, сделает карьеру на родине. Возможно, поищет удачи за границей.
– Туда сейчас все едут, – рассуждала она, возвращаясь с рынка, где держала павильон по продаже мясных полуфабрикатов. – Кто-то цепляется, остается, богатеет. Кто-то возвращается ни с чем. Но это тоже неплохо, Дэн.
– Что именно? – отзывался он.
Ему были не нужны и не особо интересны рассуждения тетки. Отзывался из вежливости. Он был вежливым, это ей удалось ему привить. И учился он, по ее просьбе, хорошо. Очень хорошо. И даже обещал ей выбрать вуз, в который пойдет после окончания школы.
– Что именно неплохо, Верочка? Вернуться ни с чем?
– Да. Человек попробовал себя. Не ныл и не ждал посылов с неба. А поднял свой зад, поехал. Поискал себя. Да, не вышло. И что?
– Что?
– Надо двигаться дальше. Искать себя в чем-то еще! Не согласен?
Ее карие глаза в сетке морщин обращались в его сторону и с подозрением рассматривали.
В такие моменты ему становилось неуютно. В такие моменты из любящей его, наивной женщины средних лет, она превращалась в чертовски подозрительную тетку, выстоявшую в девяностых на рынке против рэкета, самостоятельно поднявшуюся до уважаемого многими индивидуального предпринимателя, не спившуюся и не заскучавшую от одиночества. Ей приходилось крутиться, и еще как. И обмануть ее бывало очень сложно. Особенно в такие моменты. Особенно когда она смотрела на него именно так – холодными, недоверчивыми, сощуренными глазами.
– Согласен, Верочка. – Он всегда называл ее по имени. – Но я за границу не собираюсь. Это точно.
– И ладно. Что нам с тобой нашей страны, что ли, мало? Она у нас во-он какая! Огромная! Здесь у нас перспектива на перспективе, так ведь, Дэн?
Он кивал, соглашаясь.
После подобных рассуждений, если он не принимался спорить, тетка обычно скрывалась в ванной. Почти час она там находилась. Долго лилась вода, что-то гремело, гудело. Выходила укутанной в толстый банный халат с полотенцем на голове. Быстро ужинала тем, что он приготовил. И уходила к себе отдыхать.